— Я причинил вам много неприятностей, мэтр Гийом, но вы не разгневались на меня и даже добились, чтобы мне дозволили ввернуться в Париж.
— Если бы я этого не сделал, я поступил бы дурно, — ответил старый каноник и поспешно вышел из комнаты племянника, чтобы не выдать охватившего его волнения.
Франсуа услышал, как, спускаясь по лестнице, мэтр Гийом позвал Югетту. Через несколько секунд, полностью одетый, он догнал дядюшку и сказал:
— Пусть Югетта не беспокоится. Я поем внизу.
Мэтр Гийом не стал противиться. Он смотрел, как Франсуа ест, и когда тот, насытившись, встал из-за стола и молча собрался выйти из дома, тоже встал и поинтересовался:
— Куда ты собрался в такую дурную погоду? Может, лучше остался бы с нами?
— Мне надо идти, — сухо ответил Франсуа.
На улице дул ледяной ветер, но Вийон не обращал на него внимания. Он перешел Сену, в начале улицы Сен-Дени свернул направо, постучался в дверь и позвал Колена и Монтиньи, которые поджидали его.
— Куда двинем? — поинтересовался Ренье.
На улице Мишель-ле-Конт несколько полупустых кабаков предлагали всевозможные увеселения.
— Сюда! — указал Франсуа.
Он переступил низкий грязный порог и вместе с обоими друзьями вошел в залу, где тут же к ним кинулись служанки. Усевшись за стол, друзья заказали вина. Одна из девиц воскликнула:
— Неужто он меня не узнает? Тогда, лучше умереть!
— Да это же Марион! — удивился Колен.
— И правда, Марион, — подтвердил Франсуа. — Черт меня побери, если я знал, что ты здесь!
— Уже два года, — сообщила Марион, сев рядом с ним. — А ты, однако, отощал!
— Зато ты нет.
— Можешь пощупать, — со смехом предложила Марион. — Видишь, толстая, но ядреная.
— И все так же не прочь выпить?
— Все так же.
— И правильно делаешь, — сказал Франсуа и наполнил кружки.
Колен и Ренье обнимали подсевших к ним девок.
Несколько недель Франсуа жил, ни в чем себе не отказывая. Ночи он проводил на улице Мишель-ле-Конт, а днем отправлялся в «Яблоко», где играл в кости. К нему вернулось веселое настроение. Он неизменно выигрывал, и потому у него завелись друзья, и частенько, когда он проходил по улице и оглядывал торговок, а те смеялись, какой он стал невзрачный, ему не раз приходилось слышать, как за спиной у него они переговариваются:
— Мэтр Франсуа Вийон посмотрел на вас, кума. Поостерегитесь!
— Да нет, не на меня он смотрел, а на вас.
В таких случаях он, поймав их разговор, оборачивался и насмешливо бросал:
— На обеих, красавицы, на обеих!
Никогда еще его страсть к женщинам не проявлялась с такой силой. Марион почувствовала это. Да и другие тоже. Каждый вечер в кабачках его поджидали блондинки, брюнетки, рыжие; он без стыда и всяких угрызений удовлетворял с ними свою страсть, и это ему нравилось. Франсуа не отдавал предпочтения ни одной из них, они все вызывали у него желание, и когда Марион удивлялась, что вот он только что изменил ей и все равно в постели с нею проявил себя молодцом (да еще каким молодцом!), он лишь посмеивался и вновь наваливался на нее.
И однако, несмотря на все свои успехи, он думал о Катрине, его неотвязно преследовала мысль, что она отдается за деньги. Мысль эта была ему отвратительна, ему не хотелось верить; он все пытался понять, не солгала ли ему Марта, и в конце концов, стараясь избавиться от этих мучительных раздумий, говорил себе:
— Ну что до меня, я уже заплатил слишком большую цену.
Однако мысль о том, что Катрина стала продажной девкой, не отпускала, возвращалась, и иногда в постели Марион Франсуа просыпался от нее среди ночи. И все-таки любовь к Катрине прошла. Франсуа вспоминал ее чары, которые некогда так притягивали его к ней, хладнокровно оценивал их по достоинству и в душе смеялся. Неужели он, Франсуа Вийон, мог увлечься этой сухой и претенциозной красоткой? А ведь вокруг так много других женщин! Все, с этим покончено! Он потерял с нею столько времени, и у него нет никакой охоты начинать все сначала. Более того, если он случайно повстречается с Катриной, обязательно даст ей понять это. Она увидит, что эта нелепая любовь, которую она возбуждала, высмеивала, отвергала, теперь умерла. Да, она обязательно должна увидеть, раз и навсегда осознать, что отныне роли переменились.
Но Франсуа не способен был предвидеть коварства этой женщины. Спустя несколько месяцев после возвращения в Париж он встретил ее на кладбище Вифлеемских младенцев и был безмерно удивлен, что она ничуть не обеспокоена. Ее сопровождал Ноэль Жолис. Он поклонился Франсуа, тот ответил, но сама Катрина сделала вид, будто не замечает его. Взбешенный Франсуа остановился и проследил взглядом за ними.
— Нет, это уже слишком, — пробормотал он.
Он обогнал Катрину, развернулся, встал на ее пути и смотрел, как она приближается.
— Чего вы испугались? — недобрым голосом осведомился Франсуа, когда, увидев его, Катрина чуть попятилась и оперлась на руку Ноэля Жолиса.
Лицо ее залила бледность.
Франсуа усмехнулся:
— Очень мило с вашей стороны, что вы узнали меня.
— Подите прочь! — бросила Катрина.
Франсуа слишком близко подошел к ней, она вызывающе, с неслыханным пренебрежением рассмеялась, но тут же оборвала смех и произнесла, чеканя слова:
— Сермуаза вам мало?
— О, — усмехнулся Франсуа, — после Сермуаза было множество других.
— Действительно?
— Так поговаривают, — ответил он, чувствуя, что его охватывает бешенство. — Шесть работников сделают больше, чем один. А этот соплячок, — и Франсуа ткнул пальцем в Ноэля Жолиса, — у вас, надо понимать, как довесок?
— Послушайте, — возмутился молодой человек, — чего ради вы вмешиваетесь не в свои дела?
— Primo
[28], — начал Франсуа, — я поступаю так, как угодно мне. Secundo
[29], ходят упорные слухи о благороднейшей Катрине де Воссель, будто она ведет торговлю…
— Хватит! — отрезала Катрина. — Вас это ни в коей мере не касается.
— Tertio
[30]…
— Да замолчите вы, наконец? А не то я велю вас поколотить!
— Кому?
— А вот сейчас узнаете! — воскликнула Катрина, которая увидела в собравшейся вокруг них толпе стражника и подозвала его. — Продолжайте же! На чем вы остановились?
— На том, — нагло продолжил Франсуа, — что во времена Сермуаза вы могли бы предупредить меня. Я нашел бы денег, ровно столько, сколько вы берете за свою любовь, и почтенный священнослужитель до сих пор был бы жив.
