— Что вам надлежит — буду решать я, — перебил Невельской. В прежде добродушном голосе появились железные нотки. По крайней мере, так показалось майору, и он внутренне сжался в нехорошем предчувствии. — Вы прикомандированы к Сахалинской экспедиции, а она, до вступления в должность назначенного управителем острова капитан-лейтенанта Фуругельма, подчинена мне. Вы, Николай Васильевич, уверены, что свою миссию выполнили, а я вам показываю, что данное вам поручение надлежащим образом не исполнено.
Харитония Михайловна внесла поднос с исходящим паром чайником, чашками, колотым сахаром в стеклянной плошке и галетами, горкой лежащими на белой салфетке. Невельской поблагодарил, она вышла, а капитан жестом пригласил майора к угощению. Отложив трубочку, сам налил чаю, бросил в него кусок сахару и, размешивая напиток серебряной ложечкой, продолжил:
— В-третьих, в Петровском, как вы могли заметить, практически нет перевозочных средств, чтобы переправить десант с грузами на берег, а при появлении подходящего транспорта погрузка на него займет столько времени, что отправка людей поздней осенью в полную неизвестность чревата опасностью для их жизни. Вы пейте чай, Николай Васильевич. Чай с лимонником — вещь чрезвычайно полезная для здоровья. — Буссе налил, попробовал: язык слегка вяжет, но — вкусно. Прихлебывая горячий коричневый напиток мелкими глотками, слушал капитана, который говорил, словно вколачивал гвозди. — В-четвертых, у меня никогда не было и в настоящее время тоже нет свободных офицеров, все заняты весьма необходимыми обязанностями. Я постоянно прошу вышестоящие власти присылать пополнение, однако меня не слышат, а посылать девяносто человек с одним офицером с точки зрения безопасности людей, согласитесь, непозволительно. И, наконец, в-пятых: на берегах Сахалина нет удобной гавани для высадки людей и грузов и для стоянки судов. К тому же, ввиду близости осенних штормов, делать это надо быстро, а перевозочных средств на самом транспорте, конечно, не хватит. Единственное место, где можно найти эти средства, а также необходимую помощь, — это селение Тамари-Анива, но в этот залив предписано не заходить.
Допив свой чай, Геннадий Иванович снова взялся за трубку. Буссе не курил, дым его раздражал, но он терпел, считая, что не вправе показывать начальству свое неприятие. А Невельской или не замечал промелькивающее иногда на лице майора недовольство, или относил его к другим причинам. Скорее всего, к своим словам.
— И что же из всего сказанного исходит? Думаю, вы поняли, что буквально следовать предписаниям из Петербурга никак не получается. Если ждать бриг «Константин», а он, паче чаяния, может вообще не прийти, и это скорее всего, то десант надо оставлять на зимовку в Петровском, однако у нас нет для него помещений. Вон прибыли две маленькие семьи — моего заместителя Бачманова и священника Вениаминова — и то пришлось срочно отрывать людей от основных дел и строить для них жилье. А тут девяносто человек! С другой стороны, у меня, как и у вас, есть приказ в эту навигацию утвердиться на Сахалине, и это правильно — чтобы предупредить любые покушения иностранцев на берега Татарского пролива. Поэтому я вынужден действовать решительно, не стесняясь указаниями из Петербурга и Иркутска. Устраивать посты на восточном или западном побережье острова без занятия главного его пункта — а этот пункт Тамари-Анива! — вредно и не соответствует достоинству России, так как подобные действия могут расцениваться как робость, чего я допустить никоим образом не могу. Потому что вся ответственность лежит на мне, а я должен всегда иметь в виду главную цель — интересы и благо Отечества.
Таким образом, план действий следующий. Поскольку в Амурской экспедиции нет офицеров, с десантом на «Николае» отправляемся мы с вами. Но сначала вернемся в Аян и пополним запасы продовольствия и товаров до необходимого количества. Затем высадимся и утвердимся в Тамари-Анива, и вы остаетесь там зимовать. — Заметив, как сразу скисла физиономия майора, капитан утешил: — Конечно, поначалу будет трудно, однако далеко не так, как было два года здесь, в Петровском, нашей команде. Если там есть возможности для зимовки судна, то какой-то корабль останется на зимовку. Или бриг «Константин», или один из наших транспортов — «Иртыш» либо «Байкал».
— «Николай» нельзя использовать, — хрипло сказал Буссе. — Его приказано немедленно вернуть в распоряжение Компании.
— У нас нет другого выхода. В голосе Невельского снова прозвучало железо. — Думаю, Кашеваров нас поймет.
— Понять он может, но приказ есть приказ.
— Ничего, на месте разберемся. А сейчас я даю вам два дня для медицинского осмотра команды с нашим доктором — на случай, если кто по здоровью не сможет быть в десанте. Это во-первых, а во-вторых, попрошу вас подсчитать, сколько нам еще надо запасов для успешной зимовки. Двадцать восьмого утром отправляемся в Аян, а оттуда на Сахалин, в Тамари-Анива.
Буссе не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться.
Позже Геннадий Иванович записал в своем «судовом журнале»: «Н. В. Буссе удивлялся и не мог понять дружеского моего обращения с моими сотрудниками-офицерами. Он никак не мог допустить, чтобы начальник, облеченный огромной самостоятельной властью в крае, мог дозволять подчиненным рассуждать с ним, как с товарищем, совершенно свободно оспаривать его предположения. Я старался одушевлять моих сотрудников и постоянно повторять им, что каждый командированный офицер должен быть проникнут чувством своей необходимости и полезности для блага Отечества, что только при отчаянных и преисполненных опасностей действиях наших мы можем предупредить потерю края и навсегда утвердить его за Россией. Вот что связывало всех нас как бы в одну родную семью. Весьма естественно, что это было непонятно не только Буссе, но и высшим распорядителям в Петербурге».
Точно так же «высшим распорядителям» и окружению их, за малым исключением, были чужды и непонятны патриотические устремления Невельского и его офицеров. Патриотизм для этих «небожителей» обязательно сочетался с эпитетом «квасной» и представлялся в виде лаптей, серпа, деревянных трехрогих вил и прически «под горшок», а само слово «патриотизм» было в их обществе почти ругательным. Хотя призыв «За Веру, Царя и Отечество» произносили чуть ли не ежедневно.
Невельской успешно выполнил приказ по занятию острова Сахалин, о чем и отправил донесение, которое встретило генерал-губернатора в Красноярске.
3
Не зря говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает».
Всю дорогу после Красноярска Муравьевы только и говорили что о сплаве по Амуру. Для себя выбирали, как будут плыть и на чем — на плоту, на лодке или пароходе. Катрин казалось, что на плоту будет интересней и, наверное, романтичней, но муж напомнил ей, как разбился плот с англичанами, и как Вагранов спасал их из ледяной весенней воды — поэтому плот как средство передвижения отпал навсегда. Они даже поспорили, сколько времени будут плыть — скорее или дольше, чем по Лене. Николай Николаевич считал, что дольше, хотя бы потому, что на Амуре, в отличие от Лены, нет лоцманов, и поэтому задержки будут неизбежны.
Отдельно обсудили, извещать китайцев о сплаве или нет.
