Через несколько минут загремели барабаны. Сводные батальон и сотня выстроились в центре лагеря. Перед строем поставили ведра со спиртом. Муравьев появился во главе своего штаба. Остановился возле первого ведра и обратился к войску:
— Я служил на Кавказе, солдаты меня любили, со мною в огонь и воду готовы были идти. Надеюсь, если будет нужно, вы, дети мои, на свою руку охулки не положите. Я пью за вас, а вы выпейте за меня.
Генерал зачерпнул ковшом спирт и сделал несколько глотков, потом передал ковш близстоящему солдату, и тот тоже сделал несколько глотков.
Муравьев обнял его и поцеловал.
— Рады стараться, ваше превосходительство! — восторженно взревел строй. — За вами в огонь и воду!
2
Утром после пушечного выстрела Муравьев со свитой взошел на пароход, и «Аргунь» под музыку духового оркестра, взяв на буксир несколько баркасов с солдатами и легкими пушками, пошла в Айгун.
Оставшиеся в лагере солдаты и казаки были приведены в полную боевую готовность, и китайские наблюдатели, если они были на другом берегу, напротив устья Зеи, могли убедиться в решительности русских.
На айгунском берегу стояло несколько небольших пушек и собралось войско, весьма разнородное по вооружению, — были там луки со стрелами, копья, заостренные колья. Возле палатки амбаня, над которой развевался белый флаг с золотым драконом, стояла охрана с ружьями.
Когда «Аргунь» с баркасами на буксире, давая короткие гудки, лихо развернулась против течения и встала на якорь, китайское войско заметно шатнулось подальше от берега. Видимо, пароход для них был в диковинку.
Муравьев поначалу сам хотел встретиться с амбанем, но ему отсоветовал Крымский. Старый дипломат, в отличие от руководства министерства, к идеям Муравьева относился весьма благожелательно.
— Ваше превосходительство, — сказал Кондрат Григорьевич Николаю Николаевичу, — не того ранга амбань, чтобы генерал-губернатор, облеченный доверием самого государя императора, вел с ним личные переговоры. Китайцы в этих вопросах очень щепетильны, и вы, сами того не ведая, понизите в их глазах и свой статус, и престиж стоящей за вами России. Поэтому пошлите нас с Николаем Дмитриевичем, для него это будет первый дипломатический опыт. Ну и Сычевского впридачу. Дайте нам гербовую бумагу с полномочиями и несколько офицеров для солидности.
Муравьев вспомнил свое участие в переговорах с гусайдой Ли Чучуном и признал справедливость слов министерского чиновника. Что-что, а уронить престиж Отечества для него было смерти подобно.
Все было сделано, как сказал Кондрат Григорьевич. Переговорщики и четыре офицера, среди которых были Скобельцын (он лично знал амбаня, тот не раз приезжал в Горбицу с инспекцией) и Вагранов, сели в шлюпку и направились к берегу. Едва они один за другим ступили на китайскую землю, к ним подбежал гусайда в темно-синем халате, подпоясанном кушаком с подвесками и кистями, и высокой остроконечной шапке с синим шариком на макушке. После короткого разговора гусайда махнул рукой, и к делегации пристроились четыре солдата с копьями — по два с каждой стороны. Гусайда пошел впереди, и все скрылись за спинами воинственной толпы.
Переговоры длились больше двух часов, и все это время Муравьев, нервничая, шагал взад-вперед по палубе «Аргуни». Войска стояли наготове и только ждали сигнала, чтобы начать высадку на китайский берег.
А тем временем в палатке амбаня шел нудный нескончаемый разговор. Амбань был в парадном халате; верхняя его часть — распашная кофта чаофу цвета индиго — украшена белым «облачным» оплечьем юньзянь и расшита мелкими золотыми птицами среди цветов и листьев; нижняя — длинная зеленая юбка чан — отделена от верхней двумя поясами — выше матерчатый, ню, с кистями, ниже кожаный, гэдай, с серебряными подвесками; на голове островерхая шапка гуаньли с шариком цвета индиго. На груди амбаня красовалась нашивка буфан с головой тигра. Все облачение, казалось, должно было поразить скромно одетых в европейские одежды русских переговорщиков, но Крымский, хорошо знающий китайско-маньчжурские правила, отлично понял, что амбань ни на йоту не превысил свой уровень государственного чиновника средней руки и просто предстал в деловом костюме.
Амбань жестом пригласил русских за низенький столик, на котором исходили паром чашки тончайшего фарфора. Едва чай остывал, две китаянки (или маньчжурки) в шелковых зеленых — цвета весны — длинных и узких платьях ципао, мелко семеня, меняли чашки на горячие.
Русские офицеры и китайские то ли чиновники, то ли тоже офицеры остались стоять за спинами своих переговорщиков. Вагранов приглядывался к китайской группе и вдруг столкнулся взглядом с изумленно расширившимися глазами. Изумился при виде Ивана Васильевича китаец в расшитом золотисто-голубыми драконами темно-синем халате и гуаньли с голубым шариком. Вагранов напряг память и узнал его.
Это был Ричард Остин.
Иван Васильевич, разумеется, не мог знать, что Остин прибыл в Айгун накануне прихода каравана и предъявил амбаню лист от губернатора провинции Хэйлунцзян, в котором говорилось, что господин Чжао Цзань направлен в Айгун советником по пограничным вопросам. Амбань немного удивился, что китаец с юга, по виду чжуан, говорящий на кантонском наречии, послан советником на маньчжурский север, но, привыкший не обсуждать указания сверху, принял чиновника со всем уважением.
— У меня есть сведения, — первым делом заявил новый советник, — что вниз по Амуру движется караван русских.
— Слухи об этом ходят уже два года, — возразил амбань, — однако до сих пор они не подтверждались. Но на всякий случай у меня наготове несколько джонок.
— По пути сюда я перехватил гонца из селения Хума, что на реке Хумаэрхэ, — с раздражением сказал Чжао Цзань. — Он рассказал, что в составе каравана идет большая джонка с трубой, из которой валит черный дым. Она разобьет ваши джонки. Надо выкатить на берег пушки и собрать всех солдат. Русские не имеют разрешения богдыхана, их надо остановить силой.
— Из Пекина нет никаких приказаний. Вдруг Трибунал дал согласие на проход каравана? — по-прежнему сомневался амбань. — Если мы попробуем его остановить, может быть ссора с Россией и большие неприятности для меня и моего гусайды. Вплоть до отсечения головы. Но пушки выкатить можно и солдат собрать тоже.
Он еще питал надежду, что все обойдется, но лишь до появления русских чиновников с известием о сплаве. Когда же спросил, большой ли караван, то ужаснулся их ответу. Семьдесят семь плотов, плашкоутов, баркасов, павозков и настоящий пароход! Да это же целая флотилия! Как же возможно ее пропустить?! А как — не пропустить?!
Но русские сказали, что они сообщили о сплаве в Пекин и у амбаня разрешения спрашивать не собираются. Просто извещают о своем проходе, чтобы не случилось чего-либо непредвиденного.
Амбань попросил времени до утра — он должен подумать. С тем и расстались.
А теперь амбань воочию увидел, какое перед ним войско и похолодел. Такое его пушки не остановят. Да у русских и у самих есть пушки, пехота и даже кавалерия: две баржи лошадьми заняты. Как высадят десант — что от Айгуна останется!
