Я держусь отчаянно, цепляюсь за все, за что только можно зацепиться, и застываю буквально в нескольких метрах от основания ограды. Усилием воли успокаиваюсь, снова ловлю равновесие и стараюсь ощутить в толще бессловесных камней многовековую память Земли. Это «упражнение» немного помогает – мне удается спуститься еще на несколько сантиметров. Дышу медленно, размеренно, и кажется, что скальная порода дышит со мной в унисон, ритмично отдаляясь и прижимаясь к моей груди. Мимолетно улыбнувшись этой мысли, я продолжаю спуск.
Но вот еще лишь два упора ступнями, два захвата руками – и один из уступов, как мне сперва показалось, устойчивый, крепкий, обрушивается подо мной. Пальцы рук лихорадочно напрягаются, потерявшая опору ступня бешено скребет по гладкой поверхности в поисках новой. Насилу успела нащупать. Носок туфли еле удерживается в крохотной выемке. И что еще хуже, руки продолжают бессильно скользить.
Понятное дело: с внутренней стороны о состоянии ограды никто особо не заботился – нужды нет. Все тамошние неровности, шероховатости, расщелины и трещинки исправно работали на меня. А тут, с фасада, товар показан лицом, поэтому строительный раствор в кладке относительно свежий, и камни отполированы глаже. Так что и «опорные отверстия для скалолаза» гораздо у́же, чем я привыкла.
Я из последних сил впиваюсь одной рукой в нечто, хоть отдаленно напоминающее углубление в стене, а пальцами другой принимаюсь инстинктивно, нервно – наподобие одного из тех давно вымерших членистоногих, которых называли пауками, – ощупывать стену в поисках еще одного отверстия, поудобнее. И, представьте, нахожу! Теперь надо подтянуться повыше, но только ни в коем случае не прижиматься к ограде слишком тесно: если это допустить, то она, ограда, наоборот, с силой отбросит мое тело от себя в сторону.
Где-то в отдалении вдруг раздаются голоса, но мне не до них: все внимание сосредоточено на том, чтобы не упасть. До земли еще метров шесть. Если упасть, то, может, конечно, и не расшибусь. Во всяком случае, я замечаю, что все это рискованное скалолазание немножко помогло: отвлекло меня от гнева, возмущения и сумятицы в голове. Трудно предаваться абстрактным эмоциям, знаете ли, когда твоя жизнь – ну, или во всяком случае сохранность конечностей висит на волоске.
В общем, мне уже удалось переместиться еще на пару метров вниз, когда я четко поняла: голоса приближаются. Очень осторожно, чтобы не потерять весьма шаткого равновесия, я верчу головой, стараясь уловить – откуда именно. Бац – есть! Самым дальним краешком бокового зрения ухитряюсь заметить: в двух перекрестках от меня – патруль зеленорубашечников. Сверху он как бы накрыт сверкающей огнями полусферой, плюс у каждого стража порядка в руках – по карманному фонарю. Фонарные лучи направлены в разные стороны от общего центра, так что картина в целом представляет собой какое-то многорукое морское чудовище. Зеленорубашечники прочесывают окрестности, отслеживая любые подозрительные проявления, – обычная история.
Если они меня заметят, то, пожалуй, примут за отморозка с Периферии Эдема. Шпана под синтетической дурью в поисках бабла на новую дозу – история не менее обычная.
Что может заинтересовать их сильнее, чем девчонка, карабкающаяся по стене частного владения в шикарном районе близ самого Центра? Разве только девчонка – второй ребенок в семье, никому не известное и нигде не зарегистрированное существо без глазных имплантов. Я ведь не простая преступница. Мне, собственно, и терять нечего – могу подчиняться правилам ровно в тех пределах, в каких захочу. Подозрение в покушении на чужую собственность для меня – пустяк. Я сама по себе являю грубейшее нарушение закона и порядка.
Однако, пожалуй, пора этому ходячему (точнее, лазающему) нарушению, этой несуществующей нелегальной девчонке и домой возвращаться. По мере того как угроза разоблачения нависает надо мной все отчетливей, недавний порыв к свободе как-то растворяется в воздухе. Они меня не видели – лучи фонарей направлены в другие стороны, – но они близко, намного ближе, чем можно было бы желать.
Я снова бросаюсь обшаривать поверхность где-то над головой в поисках уступа, но когда пальцы мои его находят, вдруг происходит нечто странное – голова кружится, обрывки мыслей словно вылетают через уши… Весь окружающий мир слегка содрогается, осколок кладки остается в моей ладони. Я слишком резко повисла на камне, и вот теперь кубарем – аж дух противно захватывает – лечу вниз, причем пытаясь хоть как-то замедлить падение, хватаясь за что ни попадя, и только обдираю кожу со всех сторон о стену. Кажется, что проходит целая вечность, хотя на самом деле я сверзилась только где-то на полметра, повисла и болтаюсь теперь на одной руке (она страшно болит при этом), а до финиша еще метра три.
Тот камень, что не выдержал моего веса, с оглушительным грохотом раскалывается где-то внизу. Теперь все зеленорубашечники точно сюда сбегутся, не сомневаюсь я – и ошибаюсь. Они – там, у себя на посту, – вообще никак не реагируют. Дышать тяжело, и хочется зареветь от собственной глупости – и как это вообще я додумалась сама, одна лезть в большой мир? У меня и снаряжения подходящего нет, я совсем не готова. Да что там, я ведь спокойно, не прячась, даже из дома выйти не могу. Да и что, собственно, я собиралась здесь делать? Пойти на вечеринку? Познакомиться с кем-нибудь? Я ведь, наверное, и на улицах сразу заблудилась бы. И разговаривать с кем-то, кроме родных, кроме тех, кого знаю с рождения, не умею!
Еще каких-то несколько мгновений назад мне адски хотелось бежать. Теперь так же безумно тянет вернуться, укрыться в тепле, в безопасности, где все надежно. Через три дня все равно предстоит уезжать. Надо лелеять каждую оставшуюся минутку и дорожить ею… Или это я просто уговариваю себя? Какая-то часть моего существа по-прежнему стремится наружу, в город; жаждет бросить вызов судьбе, всю жизнь державшей меня в заточении.
Однако, как ни извивайся, ни раскачивайся и ни тянись, а нащупать новую точку опоры повыше на стене не получается. Угодила я в ловушку, откуда вверх пути нет, только вниз.
Пытаюсь представить себе лицо мамы, когда она услышит звонок в дверь, откроет и увидит на пороге – с той стороны – меня, всю в краске стыда. Вот уж она расстроится.
Еще несколько минут уходит на то, чтобы сползти достаточно низко для мягкого приземления. Все! Отталкиваюсь от стены. Легонько спрыгиваю. И сразу замираю во внезапном изумлении.
Я упираюсь ногами в земную твердь, и эта твердь – не дома. Я – снаружи. Впервые в жизни. Смотрю вниз, раскачиваюсь взад-вперед с носка на пятку, задираю носки кверху – чтобы разглядеть под ними новизну. Собственно, ничего особенного там не оказывается. Только гладкое, ровное, чистое, блестящее, светочувствительное покрытие, каким выстлано большинство вертикальных и горизонтальных поверхностей в нашем городе, чтобы впитывать солнечную энергию. Но все равно – я ни с чем подобным раньше никогда не соприкасалась.
Я выбралась! Я на свободе!
И сама поверхность земли как будто жжет мне ноги электрическими разрядами, чтобы они двигались сами по себе, без моего хотения. Я делаю шаг… и шаг этот – не к парадному входу в наше жилище, а от него. Прочь от близкого и знакомого, от надежной и безопасной тюрьмы. Навстречу опасностям свободы.
