– Все не так просто, Рауэн, – говорит он. – Ты создаешь проблемы – самим фактом своего существования.
Я чувствую, как у меня начинает дрожать губа. Хочется поговорить про это, но я лишь горько роняю:
– Скоро ты от меня избавишься. Полагаю, тебе станет легче.
Он делает еще глоток своей жижи, слегка морщится, словно только теперь ощутил ее мерзкий вкус.
– В каком-то смысле, – уклончиво говорит он.
Я смотрю на него, не отводя глаз. Самые разные чувства переполняют меня, но злость берет верх над горечью. Кажется, это входит у меня в систему.
– И вы с мамой заживете покойно и счастливо. Все эти шестнадцать лет я вам только мешала. Но скоро будет так, словно меня вообще не существовало.
Он не отвечает, только выбрасывает остатки своего завтрака и направляется к двери.
8
День как день – почти. Как и всегда за последние шестнадцать лет своей жизни, бóльшую часть светлого времени суток я провожу одна. Чтобы не свихнуться, следую заведенному распорядку: занимаюсь, рисую, бегаю, делаю упражнения, пока тело не начинает ломить от усталости, а мысли не приходят в порядок.
Но сегодня на всем, что я делаю, лежит сиреневый отпечаток.
Берясь за карандаш, обнаруживаю, что набрасываю профиль Ларк.
Бегая – бегу в ее сторону.
Раскладывая видеоматериалы, сразу начинаю думать о том, о чем мы вчера говорили с Ларк. Выискиваю сведения про Доминион, но нахожу лишь крохи. Это понятно, думаю я с некоторой долей цинизма, который успела привить мне Ларк. Власти не хотят, чтобы люди знали про этот зловредный культ, пусть даже в карикатурном виде. Любая информация может завлечь в тенета новых верующих.
Так что я обращаюсь к иным предметам, обогащая свои знания, чтобы было о чем поговорить с Ларк. Более всего меня интересует ранняя история Эдема. Хочется побольше узнать про тех, о ком говорила Ларк, – о его первопоселенцах. Как они попали в Эдем? Кто это был? Выжившие бойцы из тех, кто сражался за сохранение человеческой расы, либо специально отобранные люди? Мне надо найти ключ к загадке, отчего наше население оказалось с самого начала столь многочисленным затем лишь, чтобы впоследствии идти на убыль. Как для одной из «убывающих» этот вопрос имеет для меня личный интерес.
Но не нахожу практически ничего для себя нового. По существу, в каждом источнике, словно мантра или молитва, повторяется почти одно и то же и почти в одних и тех же словах. Остатки человеческого рода сосредоточились в Эдеме в ожидании обновления Земли. Словно люди – это какие-то бездомные животные, которых инстинкт заставляет сбиваться в стаю и погружаться в долгую зимнюю спячку. Раньше я никогда не обращала внимания на то, как скудно описывается наша история. И вопросов доныне не задавала. Просто проглатывала то, чем меня кормят.
Тогда я обращаюсь к биографии нашего отца-основателя, Аарона Аль-База. О нем-то сведений – тонны, и все в восторженных выражениях. Жизнь его более походит на легенду, чем на подлинную историю. Как и любой ребенок в Эдеме, все это я уже знала, но теперь, когда обнаружилось, что я сама пребываю в доме великого человека, все кажется ближе, живее.
Читаю про то, как в молодости Аль-База осмеивали за его безоглядную убежденность в приближающемся конце света. И хоть было у него немало последователей, большинство отмахивалось от него и находило его теорию ущербной. Глубоко униженный, он подвергался остракизму со стороны ученого сообщества, его идеи касательно убывающего, обреченного на исчезновение контакта человека с Землей разносили в пух и прах.
Затаив дыхание, я читаю про то, как он, героически посвятив свою жизнь спасению планеты, удалился в добровольное изгнание. Жил он в то время настолько уединенно, что факты почти не сохранились – одни домыслы. Он пытался удержать правительства разных стран мира от проведения политики, уничтожающей окружающую среду, – и насколько я могу судить по прочитанному, его действия не на все сто процентов были незаконны. Когда главы государств отказывались его выслушивать, он вынуждал их это делать. В том развивающемся мире цифровых технологий, когда все на планете уже достаточно далеко продвинулось по пути единения, искусный программист вполне мог заставить правительства прислушаться к себе.
Его методы называли хакерскими, его самого обвиняли в технотерроризме, в ведении партизанской кибервойны. Но ни единой душе, никому он не причинил вреда – ни человеку, ни животному, ни растению. В отличие от мировых правительств с баснословными средствами и технологиями уничтожения, имевшимися в их распоряжении, Аль-Баз лишь взламывал системы, чтобы доказать свою правоту, заставить людей увидеть, что они стали на путь саморазрушения – и предложить альтернативу. За все свои труды он подвергался многочисленным допросам, помещался под домашний арест, активы его были заморожены.
Каким-то образом ему долгие годы удавалось избегать тюрьмы. А затем наступила Гибель Природы.
Согласно учебнику по истории, который я сейчас читаю, мировые правительства вот-вот были готовы привести в действие программу по изменению атмосферы для борьбы с глобальным потеплением. Цель, сама по себе достойная всяческой похвалы, но Аль-Баз предупреждал, что разработанная программа успеха иметь не будет. Он пытался предотвратить осуществление, взломав систему, которая должна была направить частицы в атмосферу. Попытка не удалась, Аль-База бросили в тюрьму, и пока он отбывал срок, Земля погибла. К тому моменту как соратники вызволили его, времени едва хватало на то, чтобы привести в действие его давно задуманный план, дело всей жизни: Эдем. Он запустил программу, подчинившую всю мировую технологию осуществлению двух взаимосвязанных целей – возрождению планеты и спасению человечества.
Демонстрируя высокое благородство, он спас людей, предавших его лично и Землю, – во всяком случае, спас столько, сколько удалось. Он сохранил тех, кто оказался не способен уберечь от гибели собственную планету. Аль-Баз дал нам всем второй шанс, возможность покаяться в собственном эгоизме, в собственной глупости.
А я прожила в его доме всю жизнь и до вчерашнего дня не знала об этом.
Едва мама возвращается с работы – до Эша и папы, – я набрасываюсь на нее с вопросами:
– Как случилось, что мы оказались в доме Аарона Аль-База?
– Может, отложим этот разговор? – предлагает она. Под глазами у нее залегли темные круги, гладкая прическа непривычно растрепалась, из-под туго, как правило, затянутых волос выбиваются пряди. – У нас сейчас и без того есть много о чем потолковать.
– Нет, это важно, – настаиваю я. – Как так получилось, что мне ничего неизвестно?
Она пожимает плечами.
– Великое дело. Мы состоим в дальнем родстве, кажется, через его сестру. Но все это было очень давно. А ты-то как узнала?
К такому вопросу я не подготовилась, но она вроде не заметила долгой паузы, предшествующей ответу.
