– Тут много таких мест, есть и получше. Теперь, когда мы достаточно подзарядились, пора потратить энергию.
Я не понимаю, о чем она говорит, но вскоре, когда мы оказываемся в каком-то складском помещении, оформленном под джунгли, все становится ясно. Тут почти все не так, как в клубе «Тропический лес». Различия бросаются в глаза. Там – исключительно декор и стиль, производящий определенное впечатление. Здесь все настолько приближено к реальности, насколько это вообще возможно на нашей мертвой планете. Кажется, будто оформители разбили лес, где растут подлинные, до Гибели Природы существовавшие, первобытные деревья, лес, пропитанный терпкими почвенными мшистыми запахами, оплетенный лозами с острыми ядовитыми шипами, полный визжащих диких существ, хватающих тебя за щиколотки. Все это кажется захватывающе опасным – и совершенно подлинным.
Внутри темно, в небе покачивается искусственная луна во второй четверти, но я вижу людей, мечущихся в открытом пространстве, ищущих укрытия.
– Где мы? – спрашиваю я.
Ларк смотрит на меня горящими глазами.
– В первобытном мире, – говорит она и протягивает мне бутафорское ружье.
Весь следующий час мы действуем как напарники, которые, продираясь, словно семейство обезумевших обезьян, через заросли, обстреливают лазерными лучами своих противников. Это битва человека с человеком, но также человека с природой. Джунгли сохраняют нейтралитет. Искусственные змеи впиваются нам в щиколотки, бьют электричеством, на несколько минут выводят из строя наше оружие. Лишь только мы собираемся записать очко в свою пользу, как нас швыряют на землю роботы-ягуары.
Под конец Ларк выходит из игры, да и почти все остальные тоже. Я остаюсь одна против трех явно опытных игроков в одинаковой форме. Лишившись Ларк, прикрывающей меня с тыла, я взбираюсь на высокое дерево и вырубаю их огнем с расстояния в тридцать футов.
Я тяжело дышу, обливаюсь потом, выбилась из сил… и я совершенно счастлива.
– О, Ларк, – говорю я, кубарем скатившись со своего искусственного дерева, – это замечательно, просто замечательно! Спасибо тебе большое!
Она на мгновение приникает ко мне, потом отстраняется.
– Ночь еще длинная, – говорит она со своей обычной лукавой ухмылкой. А я даже вообразить не могу, что еще меня ожидает. Танцы? Скачки? Единоборства?
Все оказывается совершенно не так. Гораздо лучше.
Заброшенная башня, сплетенная из морских водорослей.
– Сюда уже много лет никто не заглядывал, – говорит Ларк. – Мой папа ремонтировал насосную систему, но закончить не успел – ремонтные работы остановили. А я стащила его электронный ключ. – Раздается щелчок, и она открывает скрипнувшую на проржавевших петлях дверь.
Внутри царит кромешная темнота. Я инстинктивно пячусь назад, но Ларк тянет меня за собой, во тьму и закрывает за собой дверь.
– Электричество давно отключили, – говорит она, – но дорогу я знаю. – Голос ее – как маяк в ночи. Я пытаюсь нашарить ее руку, но не могу дотянуться.
– Ты где? – окликаю я, и ее голос доносится откуда-то издалека.
– Иди прямо вперед, – командует Ларк. Голос отдаляется еще больше. Я не имею представления ни о размерах помещения, ни о его форме, ни о том, что здесь может находиться.
– Ты где? – повторяю я. Чувствую себя беспомощной, заблудившейся. – Подожди меня!
Она смеется, негромко, от души.
– Все в порядке, тебе не о чем волноваться. Просто иди вперед.
– Но я ничего не вижу! – А что, если споткнусь обо что-то или в расселину угожу, или зеленорубашечник в темноте затаился? Я не могу двинуться с места.
– Ты мне доверяешь? – задает Ларк старый вопрос.
Ну да, да, доверяю. Пусть людей я почти не знаю, но сердце подсказывает, что Ларк никогда не сделает мне ничего дурного. Я набираю в грудь побольше воздуха и ступаю в непроглядную тьму.
Шагаю осторожно, неуверенно, но в конце концов нащупываю вытянутыми руками пальцы Ларк, они сплетаются с моими, как виноградные лозы. Ни зги не видно, но я почти ощущаю, что она улыбается.
– А теперь наверх! – говорит она и помогает мне нащупать ступеньки какой-то лестницы.
Мы поднимаемся бесконечно долго, на сотни и сотни футов. Есть в этом подъеме что-то сюрреалистическое. Мы не говорим ни слова, но я чувствую прямо над собой ее дыхание, слышу, как скользят по металлическим ступеням ее подошвы. Когда не видишь вокруг себя решительно ничего, кажется, будто все происходит во сне. А Ларк, паря где-то наверху, увлекает меня дальше и дальше, бог весть куда.
Наконец, вечность спустя, подъем прекращается, я слышу скрежет металлического замка, и откуда-то сверху на Ларк вдруг падает слабый отблеск света. Она поднимается на последнюю ступеньку лестницы, переходит на площадку, я следую за ней, и передо мной открывается весь Эдем. Бледно-зеленые концентрические круги расходятся от мерцающего ока Центра за пределы видимости. Я ощущаю себя самим Экопаном, взирающим на то, что осталось от человечества.
– Как ты разыскала это место? – спрашиваю я и, не дождавшись ответа, добавляю: – И вообще что могло понадобиться девушке из внутреннего круга в этих трущобах?
Мы далеко от нашего домашнего круга, и хотя темнота, а особенно высота придают разбегающимся прямо под нами улицам некоторую таинственность, все равно можно различить и убожество, и захудалость строений, и оглядчивую робость в движениях пешеходов.
– Когда-то я здесь жила.
У меня челюсть отваливается от изумления. Да, я знала, что примерно в десятилетнем возрасте Ларк переехала в другой район. Когда она поступила в школу «Калахари», «поводырем» ей на новом месте назначили Эша. Он мне рассказал про нее в тот же вечер, а потом продолжал рассказ изо дня в день. Но я думала, что она просто перебралась из одного внутреннего кольца в другое, поглубже. В этом не было ничего особенно необычного. Но переезд из внешних кругов вовнутрь, да еще так глубоко, – дело неслыханное.
Вспоминаю, что ее появление в нашем элитном круге вызвало некоторое волнение. Эш говорил мне, что иные из его одноклассников не хотят приглашать ее на празднование своих дней рождения, а родителей ее всячески сторонятся. Даже мой собственный папа однажды за ужином во всеуслышание выразил сомнение, стоит ли Эшу поддерживать дружеские отношения с девушкой столь низкого, как он выразился, происхождения.
Это был не самый отдаленный внешний круг, но близкий к тому – может быть, находящийся в двух кольцах от трущоб пограничного. Я и представить себе не могла, что Ларк жила здесь.
Она бегло пересказала мне свою историю. Не знаю уж, удалось ли мне – я честно пыталась – вполне скрыть удивление, или, Боже упаси, отвращение. Она происходила из трудовой, работящей семьи, жившей в одном из многоэтажных домов этого района. Кое-как на пропитание ее родители наскребали и были счастливы. Проблемы, конечно, возникали. Порой вырубалось электричество, или вода приобретала ржавый оттенок. Бывало, зеленорубашечники уволокут кого-нибудь из соседей. Однажды Ларк даже обнаружила у своего подъезда труп.
