Я вытаскиваю свою ручку – другую, не ручку из блокнота – и прижимаю ее к лицу, из нее выползает клейкая биопленка, которая, прилипая к коже, превращается в маску, похожую на ту, что недавно была на мне, она прикрывает глаза, ноздри, рот, оставляя лишь небольшие просветы, чтобы можно было видеть и дышать. Химическая реакция обеспечит меня воздухом на десять минут, чего должно вполне хватить. Через пленку я смутно вижу, что и Лэчлэн натягивает маску на себя и Эша.
В этот момент, слегка подпрыгивая, жемчужины детонируют и выпускают струи токсичного газа.
Я чувствую его кожей, становится холодно так, будто я попала в морозильную камеру. Но само зелье в организм через кожу не проникает, только через легкие и глаза. Охранники начинают убеждаться в этом на себе.
Я помню этот запах настолько остро, что почти желаю еще раз вдохнуть его. Заполучив новые глаза, осуществляя новую миссию, я, быть может, уже никогда не увижу великолепного камфорного дерева, дарящего второрожденным детям Подполья надежду, радость… и в то же время, путем несложной химической реакции, позволяющего производить растительный яд, способный умертвить десятки или даже сотни людей.
Природа дарует жизнь, природа дарует смерть. А что мы, особи человеческие, являем собой, как не часть природы?
Все вроде идет как по маслу. Лэчлэн был убежден, что нам удастся контрабандой проникнуть в закоулки умной техники, и оказался прав. Он не сомневался, что зелье, основанное на камфоре, выведет из строя любого, в чей организм оно попадет, и оказался прав. Охранники задыхаются, их рвет, они теряют сознание. Лэчлэн говорил, что в конце концов люди оправятся, но, глядя, как быстро охранники из здоровых людей превращаются в инвалидов, а затем и вовсе застывают в неподвижности, я начинаю думать, что сказал он мне это только для того, чтобы не обременять мою совесть новыми смертями.
В течение каких-то секунд все охранники в поле нашего зрения повалились на пол. Вот он, наш час. Надо бежать как можно быстрее вниз, затем наружу, через главный вход – трое до смерти перепуганных работников, бегущих от террористов. Дальше мы сядем в машину, которую люди Лэчлэна должны угнать и оставить где-нибудь рядом с Центром, чтобы мы могли по возможности быстро скрыться. И уже через час Эш окажется в Подполье, в безопасности.
Но есть одна вещь, которую я в своем плане не предусмотрела. Избиения, наркотики, стресс, насилие… Эш и в лучшей-то своей форме особой силой не отличается. А тут… Через пленку мне видно, как в глазах его мелькает страх – вестник приближающегося припадка. Дыхание его становится прерывистым, тяжелым, со свистом. Он бросает на меня мимолетный виноватый взгляд… и колени его подгибаются.
Весь наш план основывался на быстроте передвижения. А теперь один из трех на нее явно не способен.
Лэчлэн не колеблется ни секунды. Он срывает с одного из лежащих на полу охранников куртку и набрасывает ее на Эша, скрывая его закованные в наручники кисти так, чтобы с первого взгляда он выглядел как охранник, но отнюдь не заключенный.
– Вперед! – командует Лэчлэн и, схватив Эша за плечи, поднимает его на руки, словно весит он не больше пушинки.
Мы бежим мимо лежащих охранников в сторону спиральной лестницы. От камфорной эссенции щиплет открытые участки кожи. Перегнувшись через перила, я вижу внизу, на первом этаже, людей, с тревогой взирающих на нас.
– На помощь! – кричу я, указывая куда-то себе за спину и стараясь, чтобы голос мой звучал как можно более натурально. – На нас напали! Там все мертвы!
Я скатываюсь вниз по ступеням и бегу к главному подъезду. Людей сейчас поменьше, чем в дневное время, но все же достаточно, чтобы образовалась охваченная паникой толпа, большая часть которой устремляется к выходу, а несколько человек вверх по лестнице, в эпицентр хаоса.
Меня, кажется, никто не замечает. Выгляжу, наверное, как все – растерянной и напуганной. Но на Лэчлэна, который, перекинув Эша через плечи, поспешает за мной, кое-кто посматривает с подозрением. Я вижу, как какая-то женщина, указывая на него, переговаривается со стоящим рядом мужчиной. Они оглядываются по сторонам. И женщина энергично подзывает кого-то – кого именно, мне не видно.
Из-за Эша Лэчлэн быстро бежать не может, пока он спустился только до половины лестницы. Мы находимся довольно далеко друг от друга, так что вряд ли кто заподозрит, что между нами есть какая-то связь. Хочется посмотреть на него, окликнуть: «Живее!» Но я боюсь привлечь к себе внимание. Я замедляю шаг, иду через просторный вестибюль к главному входу, передвигаюсь едва ли не боком, делая вид, что не отрываю, как и все остальные, глаз от происходящего на втором этаже.
И тут я вижу, кого подзывала та женщина. Появляется зеленорубашечник. Он направляется в ее сторону, одновременно внимательно осматривая вестибюль и слушая, что ему говорят. На поясе у него болтается пистолет; непонятно, правда, чем он заряжен – настоящими пулями или резиновыми.
Но это не имеет значения. Убьют нас, просто ли обездвижат – все равно нам конец.
Судя по всему, услышанное убеждает зеленорубашечника. Он крупно шагает через вестибюль к лестнице, где Лэчлэн мучается со своим грузом.
– Стоять!
Лэчлэн делает вид, что не слышит, и зеленорубашечник бегом бросается к нему.
Я пребываю в растерянности. Делаю шаг в их сторону, еще не решив, что делать: бежать на помощь Лэчлэну и Эшу или попробовать перехватить зеленорубашечника. Слишком долго я колеблюсь. Становится ясно, что в любом случае я не поспеваю. Лэчлэн почти внизу. Зеленорубашечник совсем рядом. Его рука тянется к оружию.
И тут я замечаю кого-то в одеянии ремонтного рабочего, скатывающегося – скатывающуюся! – со второго на первый этаж. Она поднимает голову и бросает на меня быстрый, взволнованный, любящий взгляд, напоминающий мне почему-то о маме. Сердце уходит в пятки, я чувствую слабость. Этот взгляд мне знаком. Такой же был у мамы перед тем, как она пожертвовала ради меня жизнью.
– Нет! – восклицаю я, ничуть не сомневаясь, что Ларк собирается совершить что-то безумно, смертельно, благородно героическое, лишь бы спасти нас.
Так оно и есть. Только я недооценила ее изобретательность. Одним стремительным движением она выхватывает из тележки с инструментами тяжелый гаечный ключ, цепляет его за какую-то гайку на приборной доске, закрепленной на дальней стене, за фонтаном, и с огромным усилием начинает поворачивать его против часовой стрелки.
В течение короткого, но мучительного мгновения ничего не происходит.
А затем где-то у меня над головой раздается грохот, и на первый этаж низвергается мощный пенный поток. Он заливает вестибюль, сбивает с ног зеленорубашечника, как куклу, волочит его назад. С ног валятся и другие, человек десять остаются стоять по колено в воде, но их мотает из стороны в сторону. Я нахожусь довольно далеко, до меня только брызги долетают.
Лэчлэн по-прежнему стоит на лестнице, держа Эша на руках и с явным любопытством наблюдая за неловкими телодвижениями зеленорубашечника. Затем переводит взгляд на Ларк и ухмыляется во весь рот. Лицо ее скрыто под козырьком кепи, видны только изгибающиеся в улыбке губы. Я замечаю это за мгновение до того, как она опускается на колени и делает вид, будто устраняет какую-то неисправность.
