Но ведь зеленорубашечники теперь тоже знают все. Они видели. Мы можем вместе вернуться в Центр и…
Они налетают сзади, наваливаются на меня всей массой двух своих тел, вдавливают мое лицо в песок так, что дышать невозможно и видеть тоже. Я хочу воззвать к ним, сказать, что чудесный поросший деревьями живой мир, который мы обнаружили, гораздо важнее, чем кара, которой, по их понятиям, заслуживает второрожденная. Но слова мои глохнут в песке.
Один из зеленорубашечников бьет меня в затылок, и через мгновение я проваливаюсь в черноту.
Но за мгновение до этого я прозреваю. Центру известно все. Центр сознательно утаивает от всех в Эдеме, что Земля уже давно исцелилась. А возможно, с ней вообще ничего и не случалось. Но по неведомым причинам Центр продолжает держать всех оставшихся в живых людей в гигантской клетке.
Я просыпаюсь в приятной прохладе. Лежу в кровати, одетая во что-то легкое и чистое. Убийственная пустыня исчезла. Я открываю глаза и вижу серые стены. Дверь с маленьким окошком, забранным решеткой.
Кто-то глядит на меня сквозь нее. Женщина с гривой темных вьющихся волос и добрыми карими глазами. Она улыбается мне.
– Вот и хорошо. Наша подруга наконец очнулась.
– Где я? – Голос мой звучит хрипло, в горле пересохло.
– Там, где тебе ничто не грозит, – отвечает она.
Выходит, в Подполье? Я принюхиваюсь, но не улавливаю ничего похожего на острый, освежающий запах камфоры.
– Лес… – начинаю я, но она не дает мне договорить.
– Потом, потом, во время сеанса. – Сеанса? Что за сеанс? – Сначала надо поесть. – Она слегка приоткрывает дверь и проталкивает поднос в образовавшуюся внизу щель.
– Где я? – повторяю я свой вопрос и, не дождавшись ответа, неловко поднимаюсь на ноги, лишь в этот момент замечая, что лодыжки мои скованы. Запястья тоже.
– Ты в тюрьме Центра, Рауэн. Но это совсем ненадолго. – Голос у нее мягкий и убаюкивающий. – Мы подобрали тебе жилье. Надежное место, где ты вполне придешь в себя. Мы знаем, что ты прошла через тяжкие испытания. Тебя лишили законного положения перворожденной. Но теперь – после недолгого лечения – ты вернешься в общество и займешь положенное тебе место в Эдеме.
Она склоняет голову набок, и лицо ее пересекают по диагонали тени от перекладин решетки.
– Рауэн, твое возвращение для нас большая радость. Ни о чем не тревожься. Мы в два счета поставим тебя на ноги. Не успеешь заметить, как все страхи исчезнут.
– Ничего не понимаю, – говорю я. – Как долго я пробыла без сознания? – Голова идет кругом, в глазах рябит от новых линз.
– Мы знаем, что на самом деле перворожденная – ты, а брат занял твое законное место. Тебя всю жизнь обманывали. Мы знаем, что тебя пытали члены опасного повстанческого движения, промывали мозги, накачивали наркотиками, вербовали, вдалбливали в голову какие-то совершенно невероятные идеи. Несколько дней ты провела в бреду. Говорила о подземных деревьях, о чем-то еще похуже.
– Похуже?
Она негромко смеется.
– Да не смущайся ты. Ты тут вообще ни при чем. Тебя накачали каким-то непонятным психотропным лекарством. Скорее всего, через ингалятор. Запах держался несколько дней, через кожу, можно сказать, проступал, сколько мы ни скребли ее. Ты все время говорила про лес по ту сторону пустыни. Про пчел, птиц и зверей. Точно описывала их. Словно это не галлюцинация, а нечто совершенно реальное. Но сейчас тебе уже гораздо лучше. Еще несколько сеансов – и все страшные воспоминания о том, как с тобой обращались, рассеются.
Нет. Все это неправда. Никто меня в Подполье не пытал. То есть что-то такое было, но – по-другому. Или все же нет? В памяти все плывет. Промывание мозгов? Нет, Лэчлэн просто разговаривал со мной, объяснял, что к чему. Наркотики? Я помню острый сладкий запах камфорного дерева. Лэчлэн говорил, что камфорную эссенцию можно превратить в яд. Так меня что, отравили?
Нет! Я знаю, что было в действительности, а чего не было. Эта женщина, с ее мягким убаюкивающим голосом и успокоительными речами, просто лжет.
– Земля не погибла, – твердо заявляю я, подаваясь к зарешеченной двери.
– Слушай, Рауэн, будь благоразумна…
– Земля не погибла! – чуть ли не кричу я. – Я видела все это – лес, животных!.. Просто все это там, за пустыней! – Я бросаюсь к решетке, хватаюсь за перекладины, трясу их изо всех сил. – Пустыня – это обман. Все обман! – Голос переходит в визг, я сама себя не узнаю. Слова словно кто-то вырывает из пересохшего горла. – Отсюда надо бежать! – Я трясусь в истерике. – В лес бежать! Он живой! Мир жив! А вот Эдем мертв!
Женщина печально качает головой.
– Я думала, ты ближе к выздоровлению. – Она пожимает плечами. – Ну что ж, времени нам не занимать.
Она поворачивается и уходит. Сквозь решетку мне видна тюрьма, откуда мы вызволили Эша… Когда это было?.. Длинный коридор с зарешеченными камерами по обе стороны.
Я прижимаюсь губами к решетке.
– Эй, меня кто-нибудь слышит? – Я отбрасываю ударом ноги в сторону серебряный поднос с едой и колочу по стенам кулаками до ссадин на коже, до крови. – Они вам лгут! Они лгут всем нам!
Но никто не отвечает. Ни один человек.
Потом – сколько прошло, не знаю, минута, час? – я падаю на колени, голос слабеет. В стороне валяется серебряный поднос, жидкая пища растеклась по голому полу. Я в отчаянии опускаю голову… и ловлю собственное отражение в блестящей поверхности подноса. Распрямляюсь, с шеи соскальзывает розовое кварцевое ожерелье, бусины, подпрыгивая, рассыпаются по полу.
Я поднимаю поднос и вглядываюсь в лицо. В незнакомые глаза.
Я смотрю на себя. Глаза серые, не выпуклые, с почти таким же серебристо-стальным отливом, как поднос. Это не мои глаза. И это не я.
Но я борюсь с охватывающим меня чувством бессилия. Я не дам себя победить. Я вырвусь отсюда и всем расскажу об Эдеме и о лесе. Пусть делают что хотят, проводят какие угодно «сеансы», я никому не позволю заставить меня забыть. Я буду цепляться за правду и как-нибудь, когда-нибудь поделюсь ею с другими.
Держись самой себя, – говорю я своему отражению, судорожно сжимая в ладони драгоценный кристалл из Подполья. – Даже если эти глаза – не твои глаза, все равно внутри ты остаешься самой собою, Рауэн, что бы с тобой ни делали. Держись правды – держись Лэчлэна, Ларк, Подполья, камфорного дерева и леса.
Я заключаю пакт сама с собою. Каждый день я будут смотреть в свое отражение. Я буду впитывать себя самое, запоминать себя, и все, что я узнала. Этого Центр у меня отнять не сможет.
Я вглядываюсь в себя. Вслух, хотя и едва слышно, потому что на большее сейчас не способна, я говорю своему отражению:
– Рауэн, я вижу тебя.
И откуда-то, похоже, не совсем изнутри меня, доносится другой голос, холодный, жестяной, механический, он говорит:
