Итак, приветствую вас и до свидания. «Che quereis Panchito»
[6] – неотступно преследует меня со вчерашнего вечера. Это – прелестная вещь, а ваша жена было бы неверно сказать – величайшая, она, по моему мнению, единственная певица в дольнем мире.
Весь ваш И. Тургенев.
Суббота.
Полине он впервые пишет уже весной 1844, когда она уже уехала из России.
С.-Петербург, 9 марта 1844.
Всего четыре дня как я вернулся из Москвы, моя добрая и дорогая госпожа Виардо, и, пользуясь тем, что Евгений уделил мне немного места в своем письме, напоминаю вам о себе. Moe пребывание в Москве было не из самых приятных, воспаление легких заперло меня в комнате на целых два месяца и т. д., но вот, наконец, я возвратился.
C большим удовольствием узнал я из «Allgemeine Theater Zeitung»
[7], что вы приехали в Вену в добром здравии, и надеюсь, что после отдыха во Франции вы вернетесь к нам в таком же состоянии. Вы вернетесь к нам, не правда ли? Верный вам город Петербург с нетерпением ждет вас, судите же сами, что должны чувствовать ваши близкие, преданные вам люди, ваша старая гвардия. Я всех их вновь повидал, мы беседовали, или, как выражается Пиццо, «злословили на ваш счет». He скажу, что мы вспоминали о множестве вещей, поскольку мы ничего не забыли; но мы доставили себе удовольствие повторить их друг другу. Особенно много я болтал с Пиццо; он благородный, честный малый, искренне привязанный к вам. Я заставил его петь до полной потери голоса все: и последнюю сцену «Ромео», и «Stadt», и «Ya se ha muerto»
[8]. Кстати, известно ли вам, что я на вас в обиде: вы ведь так ничего и не спели мне из вашего «Альбома»
[9]. A известно ли вам, что в этом альбоме есть замечательные вещи? Например, «Часовня» или же «Мрак и свет», но особенно «Прощайте, ясные дни»; все это проникнуто страстной печалью, мрачной и нежной, заставляющей вас трепетать и плакать; и при этом – какая правдивость выражения! Я имел возможность судить об этом. Пиццо уезжает в Вену 27-го этого месяца, а я остаюсь здесь… Что до моих планов отправиться в путешествие… об этом нечего больше и думать. Через полтора месяца вы будете во Франции; я заранее радуюсь той радости, которую вы испытаете при свидании с вашей матушкой, с вашим ребенком, со всеми вашими добрыми знакомыми, но, если когда-нибудь мысль ваша перенесется на Север, не правда ли, вы не станете опасаться, как это могло быть перед вашей первой поездкой, что не найдете здесь искренних и верных друзей? Должен вам сказать, что вы оставили здесь о себе глубокую память; о вас говорят, вас любят, за исключением м-ль Волковой, вашего заклятого врага, но в утешение спешу сообщить, что ее брат, г-н Каламбур, изволит относиться к вам благосклонно… B Большом театре не осталось ни одного свободного места.
Лето я проведу в окрестностях Петербурга: буду охотиться с утра до вечера. Так хорошо целый день быть среди полей: там можно мечтать в свое удовольствие, а ведь вы знаете, что от природы я немного мечтатель. Кстати, об охоте – я надеюсь, что Виардо в этом сильно преуспел. Если мое письмо застанет его в Вене, передайте ему от меня тысячу добрых пожеланий и попросите его черкнуть мне пару слов, которые можно адресовать просто в Министерство внутренних дел на мое имя
[10]. Я попросил Пиццолато сообщить мне, когда он будет в Вене, что у вас нового. Я хотел заглянуть в наши милые комнатки, но теперь там кто-то живет. Извините, что я говорю вам обо всем этом. Ho что поделаешь? Наш брат голодающий питается воспоминаниями.
Итак, прощайте или, лучше, до свиданья. Будьте счастливы. Право же, когда я обращаю к вам это слово, мне нечего к нему прибавить, ибо я говорю его от всего сердца и говорю его часто, потому что мне кажется, что такие пожелания должны исполняться. Прощайте же еще раз и позвольте пожать вам руку, как в былое время.
Ваш преданнейший друг И. Тургенев.
B последующие годы они регулярно переписывались. Всего Тургенев написал Полине более 500 писем. B 1846 году Полина снова приехала в Петербург, но выступать не смогла из-за болезни и спешно вернулась во Францию, в свое имение Куртавнель, где Тургенев уже гостил летом 1845 года и где писал первые рассказы будущих «Записок охотника». 12 февраля «Северная пчела» публикует «печальное известие» о том, что «любимица нашей публики г-жа Виардо-Гарция уже не будет петь в нынешний сезон. После ее бенефиса открылся у нее злокачественный кашель, называемый коклюшем, и медики решили, что единственное верное средство к исцелению этого опасного недуга есть перемена места, т. e. климата».
* * *
Я только что написал, милостивая государыня, деловое письмо вашей матушке, в котором точно передаю ей все, что здесь говорится и делается относительно будущего сезона. Вы сможете просмотреть его и судить сами. Я убежден наперед, что все вами сделанное будет хорошо; но должен вам сказать, что ваше отсутствие этой зимой (если оно произойдет, чего я пока еще не хочу допустить) опечалит многих. Бесконечно благодарен за вашу записку и за подробности об устройстве вашей комнаты; они помогут мне живее представить себе то, о чем я так часто размышляю… Надеюсь, что вы будете настолько добры, чтобы сообщить мне свое окончательное решение; оно очень важно для многих и во многих отношениях. Желаю вам от всего сердца самого лучшего настроения и вдохновения в связи с задуманным вами трудом; особенно желаю вам доброго здоровья, спокойствия и энергии. Что касается меня, то я со времени вашего отъезда веду очень спокойную жизнь; работал много и с достаточным успехом; небольшое сочинение, посылаемое вам с Соловым, было написано для того, чтобы послужить темой разговоров, которые должны были происходить этой зимой… вы увидите, как все это нескладно. Надеюсь, что вы осуществите этим летом свой план занятий и вообще все ваши планы (поезжайте непременно на морские купанья, если врачи посоветуют). Если вы не приедете зимой в Россию, я надеюсь, что буду иметь удовольствие встретить вас где-нибудь в Европе в будущем году, так как собираюсь туда отправиться.
Соловой сказал мне, что ваш муж купил вам лошадь; радуюсь за вас. Вспоминайте иногда обо мне во время прогулок близ Куртавнеля или когда вы будете входить в оранжерею. Через несколько дней я еду в деревню; может быть, поеду в Одессу, но, прежде чем отправиться в путь, я окончательно устрою свои дела, как я это решил ранее. Ich bin immer der selbe und werde es ewig bleibena
[11]. У меня голова полна всяких планов (литературных), не знаю, что из них выйдет. Если позволите, я пошлю вам одно или два письма из деревни и из Одессы; в них я пущусь в описания. To, что я сообщаю вашей матушке по поводу вашего ангажемента и пр., – точный отголосок того, что говорится здесь. Можете рассчитывать на это и устроить свои дела соответственно. Приезжайте… Bo всяком случае, будьте добры сообщить мне свое решение. До свиданья, будьте здоровы и счастливы… приезжайте опять; вы здесь найдете все таким же, каким оставили. Прощайте еще раз; расскажите вашей доброй матушке, как я ей предан. Целую еще раз руки матери и дочери и остаюсь
