Вскоре один из спасателей протиснулся ниже, наклонился над Стивеном и, просунув руки ему под мышки, попытался его приподнять. Стив застонал. «У него ноги зажало! Надо отодвинуть балку справа! — прокричал спасатель и, повернувшись к Стиву, сказал: — Потерпи еще немного, приятель! Мы разберем это мигом». Однако Стивену пришлось ожидать спасения добрых три часа, пока его не вытащили из завала и не вынесли наружу.
Почти одновременно группам спасателей, работавшим с противоположных концов обрушения, удалось извлечь пятерых пострадавших и четыре трупа. Пока на смену только что отъехавшим машинам скорой помощи прибывали другие, носилки со Стивеном опустили на землю. Рядом лежали еще двое раненых.
В эту минуту Брендон, метавшийся от одной машины к другой, всматриваясь в лица пострадавших, увидел наконец друга. «Стив! Стив!» — истошно заорал он и, подлетев к носилкам, проехался на коленях, раздирая новые брюки. Стивен лежал очень бледный, с закрытыми глазами. Брендон принялся судорожно искать пульс у него на шее: «О Боже!..»
— Да жив я… жив еще… — Стивен открыл глаза: — Ты своим криком мертвого разбудишь… Бренд, посмотри, что у меня с ногами?
— Они все в крови.
— Очень больно… — простонал Стив. — Скажи, чтоб мне сделали что-нибудь… Я сейчас отрублюсь…
Брендон тут же разыскал снующего туда-сюда врача и набросился на него:
— Почему вы увозите сначала трупы, а не раненых?!
— Потому что это не ваше дело! Те машины, на которых увезли погибших, были без спецоборудования.
— Так вы ждете оборудование, а сами уже ничего не в состоянии сделать?! — Брендон схватил врача за рукав и силой подтащил к Стивену. Тот бегло осмотрел его и распорядился ввести обезболивающее.
Через несколько минут оба они — Стивен, уже без сознания, и Брендон, сидя рядом и держа друга за руку, — были в машине на полпути к больнице.
Здесь, в смотровой больницы, Стивен еще раз услышал знакомое, но уже не им произнесенное: «Стивен Кларк, 31…»
Брендон ходил из угла в угол у дверей операционной. Едва только они распахнулись и вышел врач, оперировавший Стивена, Брендон бросился к нему с немым вопросом во взгляде.
— Не волнуйтесь, он будет жить, — заверил доктор. — Все ранения оказались совместимыми с жизнью. Единственно… должен вас огорчить: пришлось провести частичную ампутацию нижних конечностей.
— Как?! — выдохнул Брендон. — Неужели ничего нельзя было сделать?
— К сожалению, нет. Были размозжены мягкие ткани, и только ампутация могла предотвратить быструю интоксикацию всего организма. Но нам все-таки удалось сохранить ему оба колена. И если дальше все пойдет нормально, я думаю, впоследствии он сможет неплохо передвигаться на протезах.
Брендон, потрясенный, покачивая головой, отошел в сторону. Он посмотрел на бледное лицо друга, когда того вывезли из операционной, с ужасом представляя тот момент, когда Стив проснется. Что он скажет ему?!
Стивен пришел в себя раньше положенного срока. Рядом с собой он увидел уже успевшего пробраться к нему Брендона.
— Бренд… — прошептал он, — что хоть это было, а?
— Взрыв в здании тюрьмы — предполагают попытку побега.
— Надо же — тюрягу подорвать! А мы вот с тобой до такого не додумались. Я-то сперва решил, конец света…
Брендон напряженно улыбнулся.
— Ну что, Бренд, кажется, я опять выкарабкался? — проговорил Стив.
— Я беседовал с твоим доктором — он считает, что твоя жизнь вне опасности.
— Ну да: забинтовали, как мумию, — голову не повернуть.
— Скажи спасибо, что тебя по голове не ударило балкой. Иначе ты бы сейчас не веселился.
— Ты считаешь, что я уже веселюсь? Нет, Бренд… Одна из балок уперлась мне в грудь… она нажимала все сильнее и сильнее, намереваясь медленно меня раздавить. Когда до меня добрались, я уже не мог вздохнуть, — Стивен зажмурился, переводя дух. — Брендон, я не могу передать тебе, что это такое… Знаешь, в детстве я очень любил смотреть фильмы ужасов… но ничего подобного я там не видел… Теперь, если после смерти я попаду в ад, то, наверное, посчитаю, что это вполне сносное местечко. Нет, тут не ужас — ужас быстро проходит… Ни одна казнь не сравнится с этим, ни одна пытка… Тут что-то в квадрате: ты похоронен заживо, но тебя продолжают пытать!
Брендон молчал, не зная, что ответить на это. Стив тоже замолчал, глядя прямо перед собой. А через минуту произошло то, чего Брендон боялся больше всего: Стивен повернул к нему голову и спросил:
— Что они сделали с моими ногами? Я их совсем не чувствую.
Брендон набрал воздуху в легкие, даже не представляя, что произнесет в следующий момент. Но Стив успел перехватить отчаяние на его лице:
— Их… больше нет?..
— Стиви… — проговорил Брендон, — это не конец… главное, что ты жив — одно это уже чудо…
— Только не говори мне сейчас, — перебил его Стив, — про то, какие отличные протезы делают в Штатах…
Стивен откинул голову на подушку. Лицо его было совершенно спокойно, но глаза вдруг наполнились таким невыносимым мучением, какое бывает лишь на лицах святых с полотен великих живописцев.
— Стив… Стиви… — снова заговорил Брендон, не в силах больше видеть это безмолвное страдание. — Ты выдержишь, я знаю… Бог не по силам испытаний не дает. А ты очень сильный, Стив!
Тот медленно повернул голову и пристально посмотрел на Брендона:
— Я пережил две казни… Две! Найдется ли второй человек на свете, который мог бы сказать такое?! И теперь еще это… Не слишком ли? Думаешь, я железный?!
— Стиви… — тихо повторил Брендон.
— Иди, Бренд, — Стив закрыл глаза, — я очень устал…
Стивен лежал некоторое время неподвижно — невозможно было понять, в сознании он или нет. Когда же он снова открыл глаза, в лице его появилось ожесточение. Он попробовал приподняться на локтях, но у него ничего не вышло. Предприняв еще несколько отчаянных попыток, Стивен откинулся на подушку, и из глаз его потекли слезы — они скатывались по щекам, капая на подушку, затекая ему за шиворот, но он даже не пытался их сдерживать.
Только поздно ночью Стивену удалось наконец приподняться, и он едва гнущимися пальцами стал ощупывать свои ноги — или то, что от них осталось. Но дотянуться он смог только до забинтованной, как кокон, культи левой ноги. Будто в кошмаре, он водил и водил по ней рукой, потом повалился навзничь и зарыдал — вернее, зажмурившись, затрясся всем телом, потому что слез уже больше не было…
Понемногу он стал успокаиваться, но спать не мог. В голове крутилась всякая белиберда. Мысли повторялись одна за другой, как мелодии в игрушечной шарманке. Он думал о том, что многого теперь уже никогда не будет в его жизни: со странным спокойствием подумал, что теперь ему не понадобятся носки, но почему-то не вспомнил про обувь… И только под утро, совсем изможденный, задремал.
