Грейс имела престижный диплом *…ского университета по специальности «Английская филология», но со дня его получения диплом пылился в рамочке на стене давно не отпиравшегося отцовского кабинета.
Мисс Хейворд вышла замуж на двадцать пятом году жизни, а ее брак с Сэмом Дадли продлился пять лет. Сэма и Грейс, по всей видимости, сблизило лишь то, что оба они занимали достаточно высокую ступеньку социальной лестницы.
Впрочем, это, как и многое другое, Брендон О’Брайан мог только предполагать. О взаимоотношениях Грейс Хейворд и Виктора Дадли, о том, чтó и когда толкнуло их в объятия друг друга, Брендону оставалось лишь фантазировать.
…Роман их развивался стремительно. Достигнув желаемого — поймав рыбку в сети, Грейс уже не собиралась ее отпускать. Она приложила максимум энергии, чтобы заставить Вика встретиться вновь.
Поначалу он был в смятении. Можно сказать, что Вик впервые изменял жене, поэтому теперь наедине с ней чувствовал себя не в своей тарелке. Но как только встречи с Грейс стали регулярными, угрызения совести быстро улетучились.
Если уж человек захочет найти оправдание своим поступкам, то всегда его отыщет.
«Что такого? — размышлял Вик, возвращаясь с очередного свидания. — Миллионы христиан по всему миру имели и имеют любовниц, оставаясь при этом примерными мужьями. Они счастливы со своими женами и не терзаются муками совести. А я ведь жену люблю!»
И он не лукавил: Трини, семья — это было святое. Но Грейс… совсем другая — особенная женщина. Все с ней было не так как с женой, все по-иному — непредсказуемо, загадочно. Все возбуждало и затягивало глубже.
В постели Грейс оказалась взрывной и неистовой. При этом, вопреки ожиданию, ей совсем не требовались завершающие ласки. Едва только все заканчивалось, она равнодушно отворачивалась. Оргазм действовал на Грейс так же, как и на большинство мужчин: она тут же засыпала.
В противоположность жене любовница отлично разбиралась в тонкостях парфюмерии. С первого же вечера Вика заворожил томный, волнующий аромат Грейс, и искусно подобранную композицию он принял за естественный запах ее кожи.
Поток новых, неведомых ранее ощущений нахлынул на него. Вик даже не сразу понял, что случайный эпизод обернулся увлечением, а увлечение переросло в любовь.
Сперва они встречались в отеле. Через месяц Грейс сняла для свиданий шикарную пятикомнатную квартиру. Но Вик — из соображений конспирации — нашел другую, подальше от центра и поскромнее.
Хотя отношения с Трини худо-бедно наладились, с Грейс Вик чувствовал себя намного свободнее.
…Она повернулась на спину. Копна золотистых шелковых волос нимбом рассыпалась по подушке.
— Грейси, — прошептал Вик, наклоняясь над ней, — тебе не надоела моя болтовня?
— Нет, — ответила Грейс, — тебя приятно слушать, как и всех милых людей, даже если они говорят глупости.
На столь экстравагантное одобрение Вик не обиделся.
— Тогда послушай еще. — Он приподнялся на локте, набрал побольше воздуха и, подражая «авторскому исполнению», нараспев прочел:
— Я люблю твои глаза по вечерам,
Волосы по матовым плечам,
Поцелуев нежных звон,
А в полуночь — сладкий стон.
Грейс расхохоталась:
— Сам сочинил?
— Ну да… — покраснел Вик. — Это про нас с тобой…
— Когда ж это мы залеживались до полуночи, а? — Грейс поднялась с кровати и потянулась за бельем. — Застегни, стихоплет! — скомандовала она, повернувшись спиной.
— Ты, наверное, не любишь поэзию? — осторожно предположил Вик, мучаясь с тугой застежкой.
— Почему? Вот, пожалуйста, — Грейс снова развернулась к Вику и, прикрыв рукой его гениталии, произнесла: «Ах!» — потом, подняв глаза вверх, продекламировала:
— Я члена вашего рукой коснулась грубо,
Чтоб смыть кощунство, я даю обет:
К угоднику спаломничают губы
И зацелуют святотатства след.
Грейс наклонилась и поцеловала Вика в причинное место.
— Видишь: могу не хуже тебя!
— Но… это не твое… — покачал он головой. — Это же… Шекспир?
[13]
— Да — в моей интерпретации. Как на твой вкус?
— По-моему, не очень… — признался Вик.
— Ну, твои стишки тоже не шедевр, — бросила Грейс, вставая.
— Наверное… Но они от души…
Слушая их разговор, можно было решить, что Вик смертельно обижен. На самом же деле никогда не был он так восторженно счастлив, как сейчас.
Однажды Грейс призналась Вику, что до него у нее был любовник, который оказался сатанистом.
— Как ты узнала? — изумился Вик.
— Сам сказал.
— И продолжала с ним встречаться?
— Знаешь, — мечтательно пропела она, — это так щекотало нервы… Да и в постели он был умелец…
В эту минуту Вик вдруг ощутил сильную, неподдельную ревность, что могло означать лишь одно: его чувство к Грейс искренно и глубоко.
— Ты же… рассталась с ним? — взволнованно произнес он.
— Да, — ответила Грейс. — Сатана разлучил нас.
Вик нахмурился, глядя, как она медленно одевается, словно испытывая его терпение. Он едва сдерживался, но молчал.
— Мой бешеный любовничек, — наконец вновь заговорила она, — сгорел вместе со своей страстью, да с еще полусотней соратников. Они собирались где-то на окраине, в подвале заброшенного дома. Для своих ритуалов разводили огонь. Видимо, что-то вспыхнуло, загорелось. В подвал вела одна металлическая дверь, которую заклинило… — Грейс подошла к окну и отдернула штору.
— Ужас…
— Да уж — куда уж! — кисло сострила она. — Это было в прошлом году, в Вальпургиеву ночь — их праздник.
[14] А ужасы, кстати, здорово возбуждают — не хуже, чем кровавые зрелища. Хотела бы я хоть на минуту оказаться в Колизее Древнего Рима… Думаю, публика на трибунах кончала там через одного, пока резвые парни на арене мочили друг друга. — Она вернулась к сидевшему на кровати Вику и провела ладонью по его ровной груди: — В гладиаторы не годишься — безобразие!
