— Теперь не переучивают, — бросила Трини, зло покосившись в сторону Брендона.
Тот задумчиво молчал.
«Наказывая преступника, мы неизбежно наказываем его близких, — он снова взглянул на сыновей Вика, — но совсем трагично, если при этом страдают дети…»
Игра распалась, взрослые занялись разговорами, и заскучавший Стиви начал потихоньку задирать кузенов — то скорчив рожу, то тюкнув в бок. И если Эйбл, чувствуя себя постарше, снисходительно терпел выходки шкодника, то Кейн, который был самым старшим во всей компании — ему уже исполнилось семь, — спуску Стиви не давал и на каждую состроенную рожу отвешивал порцию оплеух, от которых Кларк-младший ловко увертывался. Но от последней размашистой оплеухи спастись он не успел и, поскользнувшись, с треском растянулся прямо на красках и ванночках Эйбла, а его светлая, в мелкую клетку рубашка вмиг превратилась в яркое оперение попугая. Лиз с ахами и охами бросилась выручать сынишку, а Трини, схватив Кейна за руку, поволокла его из комнаты. На этот раз она была полна решимости выдворить драчуна на улицу. Мальчик упирался как мог, выкрикивая запоздалые оправдания. В последней попытке он ухватился за край стола, и стоявшая там керамическая ваза вдруг опасно наклонилась и, пробалансировав секунду, полетела на пол, превратившись через мгновение в груду черепков.
— А, черт! — Трини остановилась, выпустив руку сына, но тот не двинулся с места. Все остальные тоже замерли.
Внезапно наступившую тишину прорезал голос Лиз:
— Пингвинчик!
И Брендон сразу понял, какую именно вазу из несметного их количества постигло несчастье. Ваза эта запомнилась ему еще с прошлого визита — серая, с синими полосами — она была такой причудливой и несуразной формы, что невольно вызывала улыбку. Правда, чтобы увидеть в скособоченном, с выпирающей грудью и откляченным задом уродце «пингвинчика», надо было изрядно пофантазировать. Пышная густо-фиолетовая роза выглядела в этой вазе, как красавица в объятиях чудовища.
Лиз стояла с таким перепуганным лицом, будто случилось непоправимое несчастье. И на глазах у нее — в который раз за вечер — опять засверкали слезы.
— Только, пожалуйста, не делай из этого трагедию, — сказала Трини, — я завтра привезу тебе точно такую же.
Кто-кто, а миссис Дадли прекрасно знала, что не стоит обращать внимания на театральные страдания сестры. На самом деле такие неожиданные, на голову сваливающиеся ситуации приводили Лиз в восторг — тогда-то уж она вволю могла, воздевая руки к небу и закатывая глаза, взбалтывать пену застоявшихся чувств.
Трини покачала головой и снова ринулась к сыну, но, перешагивая через лужу, поскользнулась и чуть было не упала, в последний миг удержавшись за спинку кресла. Стиви громко захохотал, но мать тут же затрясла пальцем у него перед носом.
— О господи! — Трини в изнеможении плюхнулась в кресло.
Все молчали, чувствуя себя неловко.
Общее оцепенение нарушила Лиз-младшая. Она подошла к столику, где прежде стояла злополучная ваза, и, наклонившись, подняла с пола розу, на которую ее тетя успела наступить.
— Ей не больно, — прошептала девочка, разглаживая помятые лепестки, — она ведь сорванная…
И всем сразу подумалось, что действительно никакой трагедии не произошло. Просто жизнь все расставила по своим местам: несчастный уродец вдребезги разбит, а мертвая красавица оказалась на земле…
— Всё! Нам пора, — резюмировала Трини, поднимаясь. — Ничего хорошего, когда засиживаешься допоздна.
Лиз сразу заторопилась, помогая Эйблу сложить краски и все остальное в пластиковый мешочек. Трини чмокнула сестру в щеку, взяла детей за руки и, спешно кивнув Брендону, направилась к дверям.
Поглядев им вслед, О’Брайан опять вспомнил о Вике.
Почему ни у судьи, ни у присяжных, когда они выносили свой вердикт, не дрогнуло сердце при мысли, что дети останутся без отца? Более того, Брендон даже не помнил, чтобы на процессе хоть кто-нибудь заикнулся про детей подсудимого. Или они считают, что преступник недостоин воспитывать? Недостоин быть отцом?!
«Да, осудив Дадли на смерть, они осудили и его сыновей!» — еще раз подумал Брендон.
Лиз все еще выглядела убитой. Она начала собирать с полу осколки, машинально пристраивая один к другому, словно собиралась их склеивать.
Брендон наклонился, чтобы помочь ей.
— Вы так расстроились из-за вазы… Она дорога вам?
— Вазы — они же как дети… — тяжко вздохнула Лиз. — У нас их больше пятидесяти, и я каждую знаю в лицо.
Брендон посмотрел удивленно — честно говоря, он ожидал услышать нечто более трогательное: может быть, что-то связанное со Стивеном.
— Хотя… — Лиз приподнялась, — не важно, я уже завтра обо всем забуду.
Ее слова заставили Брендона улыбнуться: Лиз вовсе не прикидывалась дурочкой, она говорила то, что на самом деле думала.
— И кофе остыл, — обреченно вздохнула она, посмотрев на полные чашки. — Вы опять торопитесь?
— Нет. Но вам, наверное, пора укладывать детей? — сказал он, кивнув в сторону.
В это время притихший, перемазанный Стиви, которому мать успела только сменить рубашку, сидел нахохлившись в углу. А Лиззи с розой в руках ходила от одной вазы к другой, не зная, куда пристроить поникшую красавицу. Лиз глянула на них и устало махнула рукой.
— Простите — так все по-дурацки получилось… Вы же хотели поговорить с Трини, — спохватилась она.
— Ничего. Может быть, посоветуете, где удобнее с ней увидеться?
Лиз сложила на столе горку из осколков и, еще раз вздохнув, присела на краешек дивана, где прежде сидела сестра.
— Вообще-то, сейчас ее лучше не трогать. Трини не выносит, когда ее жалеют.
— Я вовсе не собирался жалеть.
— Трини бывает резковата — не судите ее строго, Брендон. Пережив то, что ей довелось…
— Конечно. Я представляю, насколько тяжело… — начал он, садясь напротив.
— Я не об этом… — Лиз посмотрела многозначительно и опустила глаза. — У Трини еще до замужества… были проблемы в семье… Понимаете?
— Нет, — покачал головой Брендон. — Расскажите подробнее.
— Как же я смогу рассказать, если вы не понимаете? — Она покашляла и поправила волосы таким жестом, будто собиралась выходить на подиум.
Брендон нервно повертел головой — похоже, предстоял новый раунд общения с Лиз.
«Интересно, читала ли она хоть один из романов мужа? — подумалось ему. — Вообще, берет ли она в руки книгу?» Будь он сам писателем — жена стала бы его первым читателем и советчиком. «Состарюсь — обязательно напишу мемуары», — решил Брендон.
— Трини воспитывал отчим, — наконец сказала Лиз. — Это был человек буйного нрава — по крови ирландец.
Брендон усмехнулся:
