Глава 10
— Мистер Поллак, подтверждаете ли вы, что видели вечером шестого мая мистера и миссис Смит?
— Да, они пришли в шесть часов.
— Приходил ли еще кто-нибудь вслед за ними?
— Нет. Никто больше уже не входил и не выходил.
— Хорошо. Расскажите, что было дальше.
— Так вот: где-то в начале восьмого я почувствовал, что стало сильно дуть, и поднялся проверить, не открылась ли где форточка. С площадки между вторым и третьим этажом я заметил, что дверь в квартиру Смитов распахнута. Мне это показалось странным. Я подошел к двери, спросил, не случилось ли чего, но никто не ответил. В это время я увидел спускающегося мистера Уилкса — он собирался прогулять своего пса. Мистер Уилкс согласился помочь мне, и мы вместе вошли…
— Продолжайте, пожалуйста. Вы обнаружили чету Смит лежащими на полу без признаков жизни. Так?
— Да. Вы знаете, я здорово испугался — увидеть такое…
— Понятно. И вы сразу вызвали полицию?
— Да-да. Они приехали очень быстро — через пару минут, я и не ожидал. Потом подъехала скорая.
— Что же, мистер Поллак, все ясно. Благодарю за точные ответы. Передаю свидетеля представителю защиты.
— У меня нет вопросов, ваша честь.
— Вы уверены, мистер Ламмерт?
— Да. После виртуозной работы моего оппонента мне и сказать-то нечего.
— Нет… Нет! Я не убивал ее! Не убивал!!!
1
Дела у Остина Ламмерта шли как по маслу. Несмотря на последний провальный процесс, от клиентов отбоя не было, их денежки плавно, немелеющей рекой текли адвокату в карман. Контора его росла и ширилась.
Ламмерт открыл дверь нового, недавно арендованного офиса и хозяйским взглядом оглядел помещение. Все секретари были при деле, то есть на посылках, а на столе уже несколько минут надрывно звенел телефон. Адвокат неторопливо подошел к аппарату и снял трубку.
— Адвокатская контора Ламмерта! — не без удовольствия произнес он и тут же услышал возбужденный голос:
— Ламмерт! В чем дело? Подавайте апелляцию! Вы пропустили уже все сроки!
Остин Ламмерт не смог сдержать улыбки. Компромат, которым щедро поделился с ним Дрейк, был теперь его щитом и оружием. С ним он чувствовал себя как никогда уверенно.
— Мистер О’Брайан, если не ошибаюсь? Однако, коллега… вы меня удивляете — все-то вам неймется! Я ведь сказал, что не нуждаюсь в советчиках.
— Казнь Виктора Дадли назначена на пятое декабря, — продолжал кричать Брендон, — то есть ровно через две недели! Вы должны сегодня же подать апелляцию! Чего вы ждете?
— Мистер О’Брайан, кто из нас адвокат Дадли: вы или я? Позвольте мне самому решать, что и когда я должен делать.
— Ламмерт, вы действуете преступно! На суде у обвинения была толпа свидетелей, у вас ни одного! О чем это говорит — только о вашей лености и тупости! А «открытая входная дверь»? Как вы могли допустить, чтобы такая существенная деталь из алиби вдруг превратилась в улику?!
Ламмерт расхохотался в трубку.
— Ваша халатность вам дорого обойдется! — не унимался О’Брайан. — Я добьюсь, чтобы вас лишили лицензии!
— О как! А не у вас ли, дорогой коллега, однажды уже отбирали лицензию? Многим до сих пор непонятно, как вам удалось выпутаться.
Брендон замолчал — выпад Ламмерта сразил его не меткостью, но неожиданностью.
— Вы, я вижу, без дела не сидели… — наконец проговорил он. — Собрали на меня досье?
— Да, наскреб немного… — продолжал Ламмерт, сейчас он чувствовал себя на коне. — И еще кое-что такое, о чем оч-чень любопытно было бы узнать служащим вашей конторы, да и не только им, я думаю! — Последнюю фразу Ламмерт вставил просто так — «для усиления эффекта», не имея в виду ничего конкретного.
Скорее всего, он следовал еще одному из постулатов Дрейка, гласившему примерно следующее: «Ни один адвокат не может похвастаться тем, что в его практике нет таких фактов, которые он хотел бы скрыть». Ламмерт знал, что играет наверняка, но даже не подозревал, насколько точным окажется выстрел.
У Брендона перехватило дыхание: «А вот это удар ниже пояса. Надо поскорее взять себя в руки».
— Поговорите с женой Дадли, — упавшим голосом произнес он, — там есть неувязки…
— Всего доброго, коллега! — резко оборвал разговор Ламмерт. — Не суйте нос в мои дела, и я не стану интересоваться вашими.
Ламмерта теперь не тревожили никакие угрозы — компромат, как он только что убедился, был весьма действенный. Конечно, у О’Брайана есть связи во влиятельных кругах, вплоть до генерального прокурора и губернатора штата… И немногим ранее он, несомненно, мог бы добиться, чтобы Ламмерта отстранили от ведения дела. Но сейчас, по завершении суда, проведенного без каких-либо отступлений от процессуальных норм… да еще и под председательством почтенного Герберта Смайлза в качестве судьи… Нет, О’Брайан машет кулаками после драки — это ясно.
«Откуда он мог узнать?» — первое, что подумал Брендон, немного придя в себя. Каким образом Ламмерту удалось копнуть так глубоко? Недаром, видно, сказано, что все тайное становится явным…
По правде говоря, Брендон был больше растерян, чем испуган. Ему бы сейчас хоть частичку той невозмутимости, которой обладал Стивен! Стивен… Стив… Все его любили… даже тот, кто недолго с ним общался, тут же попадал под власть его обаяния. Просто встречаются иногда в жизни люди, которых невозможно не полюбить. И пресловутая ориентация не имеет к этому никакого отношения. Нет ничего удивительного, что и Глория была им увлечена. Может быть, потому она и реагировала так болезненно, узнав про их со Стивом связь…
«В конце концов, мы теперь с женой квиты!» — рассудил задним числом Брендон.
О’Брайана не беспокоило, что́ станут говорить о его пристрастиях в светских, немного консервативных кругах их штата. Не боялся он осуждения со стороны сыновей и других родственников. Его семья, несмотря на приверженность католицизму и старым традициям, была достаточно терпимой: допускала браки с иудеями, переход в другую религию, разводы и тому подобное. Он живет в свободной стране, черт возьми! И сейчас ему предоставляется возможность оценить, так ли широки пределы этой хваленой свободы?
Пострадать — и основательно — могла только его репутация юриста. Ведь все переворачивалось с ног на голову. Получалось, что он спасал не просто человека, которого считал невиновным, а предмет страсти — своего любовника! А всю жизнь проповедуемые гуманистические идеалы служили ему лишь прикрытием? Да, картинка рисовалась развеселая — лакомый кусок для недругов и конкурентов! С какой же радостью они наперебой кинутся обливать его потоками грязи, от которой до конца дней не отмоешься!
