— Привет!
— Привет-привет! — бросила она на ходу. — Мне некогда.
— Ты обещала… как-то сказала, что можешь мне попозировать… — волнуясь, начал он.
Лиззи польщенно улыбнулась:
— Да… ты же хотел написать мой портрет…
— Это ты хотела, — поправил ее Эйбл.
— Я портреты не пишу! — поддела его Лиззи.
— Конечно… — смешался Эйбл. Потом, подняв голову, с надеждой посмотрел на нее: — Ну… ты согласна?
— Какая же девушка не соблазнится на такое предложение? — хмыкнула Лиззи. — Сегодня, в семь вечера, идет?
— Идет! — с восторгом отозвался Эйбл.
…Лиззи, стараясь не шелохнуться, сидела на диванчике вполоборота к Эйблу и время от времени коротко вздыхала, пока юный художник увлеченно трудился.
Наконец Эйбл отложил карандаш и потер уставшую от напряжения руку.
— Закончил? Покажи, — нетерпеливо тряхнула головой Лиззи, — что там у тебя вышло.
Эйбл медленно, словно нарочно оттягивая момент, откнопил лист от этюдника и, присев рядом на диван, протянул Лиззи набросок.
Та долго молча разглядывала рисунок.
— Ну как? — не выдержав, спросил он.
— Чудо! Чудо, как похоже! — Лиззи никак не могла налюбоваться на собственное изображение.
— Нравится?
— Ах, какая же я… — только и могла произнести она. — Какая же я красивая!
Эйбл взял ее тоненькую ручку и положил себе на грудь.
Лиззи улыбнулась:
— Я слышу твое сердце.
Он кивнул:
— Это тот орган, который тебя любит.
— Да? — хихикнула она. — Мне казалось, меня любит совсем другой орган…
— Нет: именно в сердце, в нем вся моя любовь к тебе.
Лиззи смущенно пожала плечами.
— Какие у тебя глаза сегодня удивительные — изумрудные! — продолжал Эйбл.
— Только сегодня?
— Нет… но сегодня — особенно…
В следующий раз Эйбл показал Лиззи другие свои наброски, от которых та пришла в полный восторг. И они стали почти каждый вечер уединяться в его комнате, иногда захватив с собой что-нибудь перекусить.
Кейн долго будто ничего и не видел, но когда до него дошло, что Лиззи часами просиживает у Эйбла, он побагровел. Подобную наглость Кейн Дадли не потерпел бы ни от кого, а уж от младшего брата — и подавно.
Через пару дней, когда Лиззи уже готовилась ко сну, как всегда расчесывая перед зеркалом свои шелковистые волосы и довольно улыбаясь при этом, вдруг раздался стук в дверь — робкий, едва слышный. Лиззи насторожилась и повернула голову. Стук повторился, но намного сильнее — он теперь напоминал рев отчаяния. И не успела Лиззи еще рта открыть, как дверь распахнулась и в нее буквально ввалился Эйбл. Вид у него был неописуемый — точно он извалялся в сточной канаве. Сделав несколько нетвердых шагов по комнате, он с размаху плюхнулся на кровать.
— Ай! — вскрикнула Лиззи.
Повернув голову в ее сторону, Эйбл пробормотал что-то нечленораздельное, что, видимо, могло означать: «Извини, пожалуйста, я сейчас уйду».
— О господи! — Лиззи поднесла ладонь к губам. Она подошла чуть ближе, разглядывая двоюродного брата.
Все лицо Эйбла затекло от кровоподтеков, распухло так, будто его атаковал рой пчел.
— Эйби… кто тебя так?
— Рука-а… — не отвечая на ее вопрос, простонал он.
Лиззи поджала губки:
— Как же теперь мой портрет?..
— Ничего… — ответил после долгого молчания Эйбл. Он с трудом приподнялся и сел на кровати. — Ничего — это ведь правая. А я левой пишу…
— Это Кейн, да? — Лиззи подсела к нему. — Скажи: Кейн?
— Он убьет меня… — тихо, в сторону прошептал Эйбл. Потом с трудом повернул к ней голову: — Папе не говори…
Итак, Кейн восстановил свои единоличные «права» на Лиззи. Пора было переходить к активным действиям…
Глава 4
Жизнь есть экзамен, экзамен на выживание. И хорошо, если посредством теста, где для тебя приготовлены несколько возможных вариантов. Может быть, вспомнишь, какой из них верный, или повезет — и просто угадаешь. А если по традиционным билетам, аккуратно разложенным рубашками кверху?.. Ты тянешь к ним дрожащую руку и знаешь, что сейчас тебе точно не поздоровится. Ведь из доброй сотни билетов выучить ты успел только половину…
Всю неделю О’Брайан готовился к очередному процессу, поэтому провел ее, по обыкновению, в своем загородном доме. Где находился муж, там старалась быть и миссис О’Брайан. Ну, может, только за исключением кратковременных отъездов Брендона по делам в другой город или штат. Или же из-за периодически возникавших у нее самой проблем со здоровьем. А также того периода, когда дети еще были слишком малы, чтобы надолго оставлять их без присмотра. Но Глория и здесь была на высоте и всегда, как с родными, так и с приемными детьми обходилась сама, без няни. К счастью, последние пару лет жизнь снова вернулась в спокойное русло, дети подросли. И Глория уже не терзалась мыслью, будто недостаточно времени уделяет мужу.
К концу этой недели Брендону вновь потребовалось на время отлучиться. А Глория, не имея особо важных дел, осталась в загородном доме, с привычным нетерпением ожидая его возвращения.
…Глория проснулась еще до того момента, как одеяло вдруг отлетело в сторону и две холодные ладони, скользнув под ночную рубашку, легли на ее грудь… И еще не успев открыть глаза, она поняла: это не Брендон… А когда их открыла, онемела от ужаса: в тусклом свете настенного ночника Глория различила неясные, но хорошо знакомые черты… слишком знакомые…
Над ней склонился ее старший приемный сын!
Глория инстинктивно раскрыла рот, но Кейн тут же прикрыл его рукой.
— Тсс! Тихо! — зыкнул он уже вполне мужским голосом. — Молчи, глупая! Все хорошо. Сейчас будет хорошо.
«Господи, мне это снится?!» — промелькнуло у нее в голове.
Но если это был сон, то сон до невероятности реальный!
Кейн отнял ладонь от ее рта и тут же принялся ласкать Глорию, то и дело упираясь набухшим членом в ее лоно. При этом Кейн оказался абсолютно нагим, что, несмотря на абсурдность ситуации, подействовало на Глорию опьяняюще.
Сейчас следовало бы сопротивляться, кричать, звать на помощь. Но все слова вдруг куда-то пропали. А вместо них у нее вышло лишь протяжное: «А-а-аххх!»
Кейн действовал энергично и умело, его ледяные ладони, дразня, скользили вдоль всего ее тела. В считанные минуты он довел приемную мать до полуобморочного состояния.
Глория распласталась на кровати, раскинув руки в стороны, и учащенно дышала, заглатывая ртом воздух. И в какой-то момент почувствовала, что полностью теряет над собой контроль. Вцепившись ногтями в простыню, она со стоном выдохнула:
