В дальнем конце зала красовалось возвышение в обрамлении резных колонн. Простое кресло перед очагом — это не для Ивара Бескостного; ему подавай высокий помост, дабы они с королевой могли взирать на гостей сверху вниз.
Колонны и стены были покрыты резьбой — но если дом Олафа, украшали изображения резвящихся зверей, то здесь длинные, безголовые, крученые-перекрученые твари извивались и рвали друг друга когтями. А если где и мелькала голова, то непомерно раздутая, бескровная, с вытаращенными глазами и скорбно поджатым ртом.
Со стен свисали гобелены. Гобелены весьма искусной работы — и тем не менее, взгляда они не радовали. С них угрожающе пялились создания еще более странные. Даже человеческие фигуры, отплясывающие с оружием в руках, и те были наделены невиданными рогатыми головами. Джек понятия не имел, что это обозначает, но то, что ничего хорошего, и так было яснее ясного. Тут и там мелькали изображения восьминогих коней.
На возвышении в дальнем конце зала восседали двое. Джек тут же вспомнил, как Бард описывал короля Ивара: «Глаза у него бледно-голубые, словно морской лед. А кожа — белесая, точно рыбье брюхо. Он может голыми руками сломать человеку ногу, а еще он носит плащ, сшитый из бород побежденных врагов». Олафа с его спутниками, как почетных гостей, подвели к столу у самого возвышения, так что Джеку удалось разглядеть плащ во всех подробностях Местами бурый, местами черный, местами светлый, местами совсем белый, плащ был не то слово как грязен. Сам же Ивар, судя по его виду, ничьей ноги в жизни не сломал бы. Он обмяк в своем кресле так, словно даже сидеть прямо не мог. Словно и впрямь — бескостный.
Мальчик всё глядел и глядел на короля, по возможности оттягивая тот миг, когда ему придется перевести взгляд на соседнее кресло. Он ощущал присутствие королевы — словно открытую дверь в зимнюю полночь. От очага по залу разливалось отрадное тепло, вот только ее оно словно обтекало стороной, ни малости не затрагивая. Джек чувствовал, как ледяной холод высасывает руну на его шее. Мальчик поднял глаза.
Королева была прекрасна.
Да что там прекрасна — ослепительна! Джек, что прежде девчонок особо не замечал, просто онемел от восторга. И как он только мог подумать о ней недоброе?! Такая красота происходит лишь от богов — или от ангелов, в зависимости от того, во что ты веришь. Кожа ее была что сливки, волосы — о, волосы! — рассыпались по плечам рыже-золотым водопадом. Густые блестящие пряди одевали ее сверкающим плащом и волнами ниспадали до полу. По сравнении с ними волосенки Люси казались перепревшей соломой…
Королева Фрит улыбнулась, и Джек тотчас же вскочил на ноги и склонился в глубоком поклоне. Он просто не мог поступить иначе. Он даже не заметил, как Руна рывком заставил его сесть и силой развернул в другую сторону.
И тут же, как ни странно, снова повеяло ледяным холодом. Когда Джек не глядел на королеву, он прямо- таки коченел — от макушки до кончиков пальцев.
— Мальчик, не смотри на королеву, — шепнул ему Руна — Она утянет тебя к себе, в брешь между мирами. Сосредоточься на песне. Лишний раз повтори слова.
Так что Джек послушно принялся повторять строчку за строчкой, мечтая про себя, чтобы королева Фрит улыбнулась ему еще хотя бы разок.
Пир начался: на гигантских блюдах возлежали зажаренные целиком поросята и олени. На каждом столе красовались гуси, начиненные жаворонками, и куры, начиненные кориандром. Мед, вино и пиво лились рекой, однако Руна строго-настрого запретил Джеку даже смотреть в их сторону. Еще не хватало ему потерять голову, исполняя хвалебную песнь в честь Олафа!
Наконец, когда Джек решил было, что никаких новых изысков уже не выдумать, королевские повара внесли в зал чаши, до краев полные заварным кремом.
— Заварной крем, — тихонечко проговорила Люси: то были первые слова, что она произнесла за весь вечер. — Самый-самый вкусный, с мускатным орехом и со сливками…
Джек едва не разрыдался.
Но вот король Ивар поднялся со своего кресла, и в зале воцарилась тишина.
— Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать возвращение нашего доброго друга Олафа Однобрового.
— ВО! ТОЧНО! — проорал Древесная Нога из дальнего конца зала.
— Олаф всегда шел в битву первым, и последним покидал поле боя. Он спас меня, когда Горная Королева заперла меня в пещере, и в одиночку заставил короля альвов вернуть украденный скот. — Джек удивленно оглянулся на Олафа. Этих историй он не слышал. — С тех пор, как погиб Торгрим, Олаф возглавляет моих берсерков. — Король Ивар высоко поднял рог. — Я славлю Олафа, я даю пир в его честь, и я жажду выслушать песнь в честь его побед. За Олафа!
Король осушил рог, и зал взорвался приветственными криками и воплями.
— ЗА Олафа! — хором загремели Древесная Нога и Эрик Красавчик.
— И я тоже его чту, — прозвучал голос, ласковый и тихий, словно летний ветерок над клеверным полем. Однако, как бы ни был он тих, даже сквозь оглушительный гвалт и гул Джек отчетливо его расслышал — равно как и все прочие. И вновь в зале воцарилось безмолвие.
— Олаф всегда был столь же щедр, сколь и храбр, — звенел нежный голосок королевы Фрит. Джек вскинул глаза, но Руна силком заставил его опустить голову. — Олаф одарил нас золотыми кольцами и роскошными тканями. Он добыл нам великолепного тролльего кабана для жертвоприношения в день летнего солнцестояния. А теперь он привез нам настоящего скальда. Слишком долго чертог сей не знал музыки. Слишком долго король Ивар был лишен поэзии.
«Минуточку, — подумал про себя Джек. — Вообще-то никто меня королю не дарит…»
Олаф встал Джек заметил, что и он не поднимает взгляда. Напротив, неотрывно глядит на ножки королевы — что за очаровательные ножки! Они так изящно выглядывали из-под края платья… но тут из-за юбки выглянул кое-кто другой — гигантская кошка! Чудовищное создание, потягиваясь, вышло вперед, потерлось о платье Фрит и громко замурлыкало. Только тут Джек заметил, что в тени за королевским возвышением слоняются еще кошки. Длинная, роскошная шерсть их отливала рыжим золотом, а бледно-золотые глазищи неотрывно следили за залом.
— Великая королева, прежде чем споет мой скальд, мне нужно сказать нечто важное, — промолвил Олаф. — Торгиль пошла в свой первый набег и добыла свой первый боевой трофей. Вместо того чтобы оставить пленницу себе, Торгиль желает подарить ее королеве, зная, сколь по душе тебе пригожие дети. Думается мне, Торгиль великодушна настолько же, насколько и отважна. Я охотно принял бы ее в ряды своих берсерков, если бы ты милостиво дала согласие… — Торгиль встала и поклонилась. Лицо ее раскраснелось от счастья. По правде говоря, после возни с собаками вид у нее был несколько взъерошенный. Олаф поднял Люси с ее места. «Нет! Только не это!» — взмолился про себя Джек. Теперь, когда пробил роковой час, ему вдруг показалось, что он должен любой ценой отбить сестренку у скандинавов, просто выхватить — а дальше будь что будет. Но тут он поднял глаза и вновь увидел королеву.
Она же прекрасна и невинна, как майское утро! Разве она способна причинить кому-нибудь зло?!
