— Нет. Она воздает почести Олафу, — возразила Торгиль. Щеки ее блестели от слез, и Джек не стал спорить. Может, драконица и впрямь отдает дань покойному. И Олаф, и она — великаны, далеко превосходящий всех прочих. Может, уже сейчас Олаф любуется этими огненным чествованиями от врат Вальхаллы и думает про себя, что Срединный мир от века не знал погребения более великолепного.
Глава 29
Мерзлая равнина
Ледяная гора зарумянилась под рассветными лучами; налетел холодный ветер и серым облаком взметнул пепел, оставшийся от погребального костра Олафа. Однобрового. Поднявшись выше, к солнцу, пепел побелел — и тоненькой струйкой потянулся на юг. Несколько обожженных поленьев отмечали край завала, но остальное сгинуло бесследно. Река, как ни в чём не бывало, продолжала свой бег по прежнему руслу.
Джек пересчитал скудные запасы. Мешочек с вяленой рыбой, мех для воды, склянка с маковым соком. Из оружия — только ножи. Меч Торгиль сгинул под завалом, зато осталась секира.
— Лучше брось меня здесь, — сказала Торгиль.
— С какой стати? Твоя лодыжка заживет.
— Заживет, но нескоро. Я дождусь драконицу и дам ей бой.
— Никакой драконицы ты дожидаться не станешь. Ты пойдешь со мной, или я размозжу тебе голову камнем.
Теперь, обнаружив, что Торгиль панически боится умереть от руки раба, Джек вздохнул с облегчением: у него появилось надежное оружие против упрямой девчонки. Разумеется, убивать ее он не собирается, но она-то этого не знает. Воительница судит о спутнике по своим собственным меркам..
— Это лишь означает, что нас обоих сожрут чуть дальше по дороге, — произнесла она, невесело улыбаясь.
Джек, вооружившись секирой Торгиль, отправился в лес за подходящей палкой для костыля. Он отыскал ясень — дерево, что в таких холодных краях встречается нечасто, — и срубил две ветки. Одну, раздвоенную на конце, — для Торгиль, чтобы удобнее было опираться. Вторую — себе на посох. Вообще-то посохом он обзаводиться не собирался, но шишковатое дерево напомнило Джеку почерневший посох, некогда принадлежавший Барду. Джек взял палку в руки: что за странное ощущение! Словно он ступил на тропу, некогда проложенную старым скальдом.
По пути назад Джек набрал морошки для Торгиль.
— Сам ешь, — пробурчала воительница, отпихивая ягоды. — Нечего на меня еду переводить; всё равно я скоро помру.
Джеку надоело с ней спорить. Он разделил морошку с Отважным Сердцем, и все вдоволь напились воды. Мальчуган потянул Торгиль за руку: вставай, дескать. Девчонка вырвалась и тяжело рухнула обратно на землю. Джек снова схватил ее за руку.
— Ну же! Ты попытайся хотя бы! — закричал он, когда девочка вновь повалилась наземь.
— Нет смысла Я остаюсь биться с драконицей!
Джек поставил Торгиль на ноги и — не то чтобы мягко — попытался подпихнуть ей под руку костыль. Девчонка отшвырнула палку в сторону.
— Ты… воспользуешься… этим костылем, — процедил Джек сквозь зубы. — Ты… пойдешь со мной, или я… стукну тебя по башке… камнем., и пошлю… прямехонько в Хель! — Он поднял костыль, и Торгиль, кусая губы от ярости и боли, повиновалась. От помощи она отказалась — впрочем, Джек не очень-то и настаивал Хватит с него и Отважного Сердца с припасами.
Медленно брели они по дну долины. Джек шел впереди, с вороном на плече. Лететь Отважное Сердце не мог; кто знает, быть может, парить в небесах бедолаге уже не судьба. Впрочем, в остальном он казался вполне бодрым и что-то, ни на секунду не умолкая, бормотал себе под нос.
Мальчик поднял глаза: над утесом курился дым. Разумеется, драконица там — где ж ей еще быть? — небось, сидит себе в гнезде, битком набитом драконятами. Зверюга проголодается задолго до того, как они с Торгиль доберутся до ледяной горы…
Ночью они встали лагерем под открытым небом. Джек развел костерок из мха и лишайника, но те быстро прогорели, и путники продрогли до мозга костей. Дети жались друг к дружке, накрывшись двумя плащами и уложив посередке Отважное Сердце. Спали вполглаза. Торгиль то и дело просыпалась в слезах. Джеку снились драконы. Ежели сон не шел, мальчик размышлял о троллях и о том, как бы привлечь их внимание золотой шахматной фигуркой прежде, чем они оттяпают ему ногу.
С рассветом они двинулись дальше. Деревьев здесь не росло, кустов тоже. Снеговые проплешины сделались заметно шире, земля покрылась предательским слоем льда, отчего скорость их заметно снизилась.
По мере того как Торгиль слабела, она становилась всё уживчивее. Девочка больше не дразнила Джека рабом, а однажды даже спасибо сказала, когда тот передал ей мех с водой. Вероятно, у нее просто сил не осталось злобствовать и вредничать.
«В таком состоянии она не так уж и плоха», — решил про себя Джек Девочка слушала его рассказы, задавала вопросы о его жизни. Особенно заинтересовали Торгиль Джековы родители. Ее несказанно изумляло, что отец из кожи вон лез, лишь бы Люси была счастлива.
— Так вот почему она такая дохленькая, — решила она наконец. — А вот если бы отец ее бил и выгонял на улицу спать без одеяла, это бы девчонку здорово закалило.
— Неужто твой отец так поступал?! — изумился Джек, в ужасе от того, что кто-то может обращаться жестоко с маленьким ребенком. Хотя, с другой стороны, приказал же Торгрим отнести новорожденную девочку в лес, чтобы ее волки заели…
— А то как же! — гордо подтвердила Торгиль. — Поэтому я такая и выросла!
«Вот именно», — мрачно подумал Джек.
— Хотя вообще-то меня Медб согревала, — призналась девочка — Медб всегда ко мне приходила, ежели меня выгоняли спать на улицу.
— Медб?
— Ну, ирландский волкодав. Псица короля Ивара.
— А, — понял Джек. Та самая собака, что спасла Торгиль, когда девочка была совсем крошкой. — А ты знаешь, что Медб назвали в честь знаменитой королевы- воительницы?
— Правда?!
— Мне про нее Драконий Язык рассказывал. Она правила в Ирландии в незапамятные времена Драконий Язык говорил, что она и по сей день живет на Островах Блаженных, вместе с прочими великими героями.
— В жизни не слышала про Острова Блаженных.
— Они на Заокраинном Западе, там, где солнце садится. Море вокруг них прозрачное, точно небо, а зимы там вообще не бывает.
— А собак на острова пускают? — вполголоса спросила Торгиль.
— Наверное, да…
Джек живо представил себе Барда, сидящего под яблоней, а рядом с ним — гигантского волкодава Медб.
Дети побрели дальше. Казалось, что ледяная гора ничуть не приблизилась со времени начала их путешествия.
Поутру Торгиль отказалась вставать. Лодыжка у нее распухла, под глазами залегли глубокие тени. Вот уже несколько дней она ничего не ела.
— Я умру здесь, — заявила она.
