Джек в жизни не видывал виноградных лоз — разве что нарисованными на стенах римской виллы. А еще он обнаружил здесь множество деревьев, ему и вовсе незнакомых: персики, абрикосы и миндаль. Всё это привез Олаф из своих набегов в Италию.
— Олаф говорил, что в его саду таких не вырастить, — объясняла Фонн. — У него-то теплиц нет. Драконий Язык научил меня, как ее построить — в возмещение за то, что растопил дыру в дворцовой стене.
— А зачем он это сделал? — полюбопытствовал Джек.
— О, там вышло небольшое препирательство из-за Фроти. Фрит тогда еще жила с нами, а Фроти приходилась ей родной сестрой. Вот это была скандалистка так скандалистка, скажу я вам! Из-за нее кровь ручьями лилась в чертоге Хродгара, а Драконий Язык был отчасти повинен в ее смерти. Впрочем, если бы не он, нашелся бы еще кто-нибудь… — Похоже, гибель сводной сестры Фонн особо не огорчала.
— Вижу, Олаф был здесь частым гостем, — тактично предположил Джек. Ему не хотелось навязываться, но отношения между могучим скандинавом и Горной Королевой вызывали в нём летучее любопытство.
— О, мама в него по уши влюбилась, — ничуть не смущаясь, кивнула Фонн. — Вообще-то она почти никогда на людей не заглядывалась, а поведение Фрит с Фроти еще больше укрепило ее в мысли, что брать человека в мужья неразумно. Но Олаф… — Глаза тролльши затуманились. — Олаф был такой громадный, такой красивый!
Джек вспомнил, что примерно то же самое слышал из уст Хейди.
— Но, конечно, жить ему здесь не хотелось. У него же была семья в Срединном мире. Он приезжал раз в два года, и с подарками. Мне подарил саженцы, а Форат — флейту и вырезанного из дерева кита. Он всегда знал, чем нас порадовать.
— А Фрит он чего-нибудь дарил?
Фонн рассмеялась своим лающим смехом:
— Ни один смертный в здравом рассудке к Фрит и близко не подойдет.
— А ты знаешь, что она облысела?
Нет, этого Фонн не знала. Когда же Джек рассказал ей о прискорбных событиях, вынудивших его отправиться в Ётунхейм, Фонн захохотала так, что у нее по щекам потекли слезы.
— Ох! Ох, сил моих нет! Жаль, я этого не видела! Фрит же на своих волосах просто помешана. Она покоя не давала маме, пока не заполучила эти свои золотые локоны!
— Так это королева подарила ей волосы?
— Ну да — с помощью магии. Фрит, конечно, оборотень, но когда она приняла человеческий облик, шевелюра у нее осталась в точности как моя. Мама подарила ей волосы, как у людей — так ей, помимо всего прочего, было проще сохранять новое обличье. Утратив драгоценный дар, Фрит вновь оказалась между мирами — ни там и не тут. Она очень разозлилась?
— Не то слово как, — вздохнул Джек — Скандинавы прям на стены полезли.
— Ой, вот здорово! Фрит и здесь скандалами славилась!
* * *
В общем и целом, день выдался ничего себе Джек искренне привязался к мягкой, приветливой тролльше; и к ее молчаливой, грустной сестре. Он побывал и в гареме Болторн, отец Фонн и Форат, радушно приветствовал гостя. Болторн был первым возлюбленным Гламдис, и королева по сей день обращалась с ним весьма почтительна.
Мысль о том, как можно жить в гареме, у Джека просто в голове не укладывалась, но Болторну его положение явно льстило.
— Прям вот так сцапала меня, приподняла надо льдом — и швырь в пещеру! — рокотал старый ётун, с нежностью вспоминая пору ухаживания. — У меня потом все надбровные дуги были в ссадинах!
Джек смущенно отвернулся — сам не зная, почему.
В общем и целом увальни оказались неплохими ребятами, вот только с личной гигиеной слегка не в ладу. Среди них считалось особенно мужественным — или какое уж там слово они использовали — ходить чумазыми и месяцами не чистить ни ногтей, ни зубов. Пожалуй, именно это и подкупало в них Торгиль; а тем, в свою очередь, гостья явно пришлась по душе.
Из угрюмой, вечно всем недовольной упрямицы Торгиль прямо на глазах превратилась в существо вполне себе обаятельное. Может, это потому, что воительница впервые оказалась в центре всеобщего внимания, думал про себя Джек, наблюдая, как та играет в «Увернись от копья» с парой молоденьких увальней. Жены и дети Олафа ее терпели — но любить не любили. Никто ей не радовался, кроме Задиры, Волкобоя, Ведьмы и Кусаки — псов, с которыми девочка выросла. А здесь — впервые в жизни — у Торгиль появились друзья.
Глава 35
Иггдрасиль
Только не вздумайте заговорить, — предупредила Фонн, усаживая Джека и Торгиль в дальний уголок. В центре залы установили длинный стол. Вдоль стен, надежно закрепленные в металлических скобах, смоляно потрескивали факелы; неверный отсвет дрожал и переливался на золотых шахматных фигурах. В ферзе Джек узнал ту самую фигурку, что Фрит вручила им в качестве пропуска.
— А королева… то есть Мать… она тоже будет играть с норнами?
— Мама принимает гостей, — многозначительна пояснила Фонн. — С норнами не играет никто. Они играют друг с другом.
— Так это же скука смертная — просто сидеть и смотреть, как играют другие, — буркнула Торгиль.
Это очень серьезно, — возразила троллья дева. — Вы останетесь здесь, чтобы норны вас видели, но не вздумайте заговорить — до тех пор, пока к вам не обратятся. Я оставила вам кой-чего пожевать. Если вы полагаете, что испугаетесь, так сейчас самое время уйти.
— Мы не боимся, — возмущенно отрезала Торгиль. — Я — Торгиль дочь Олафа, а это — мой раб.
— Бывший раб, — поправил ее Джек.
— Норн боятся все, — возразила Фонн. — Тут уж ничего не поделаешь. Постарайтесь ничего не перевернуть и не удрать из залы.
Что такого ужасного может быть в существах, которые являются тебе в обличье женщин? — гадал про себя Джек. Ведь им с Торгиль довелось повидаться и с тролльим медведем, и даже с драконом! Фонн ушла; мальчик опасливо поглядел ей вслед. Они остались одни. На столе красовались вазы с фруктами и хлебом: стало быть, норны все-таки едят…
Торгиль взяла медовую коврижку. Воительница изо всех сил притворялась спокойной, но руки у нее заметно дрожали.
— Думаю, нам можно разговаривать, пока норны не пришли, — предположила она.
— А что ты знаешь о норнах? — спросил Джек.
— Руна рассказывал, будто норны решают, когда произойдет Рагнарёк.
— А что это?
— Последняя битва между богами и инеистыми великанами. В ней все погибнут, и мир будет уничтожен.
— Какой мрачный взгляд на будущее! — пробормотал Джек.
— Для этой последней войны Один отбирает храбрейших воинов. Они упражняются каждый день, до тех пор, пока не придет время погибнуть.
— Но они ведь оживут снова, верно? — спросил Джек, вспоминая рассказы Олафа о том, как в Вальхалле воины умирают, воскресают и вновь пируют всю ночь напролет.
