Наконец королева подала знак: Болторну: тот выступил вперед, неся завернутый в ткань посох.
— Забирай, — проговорил старый тролль, протягивая посох так, словно это была ядовитая змея.
— Я подумывала, а не швырнуть ли его в пропасть, — сказала королева — Очень уж мне не хотелось его возвращать. Это посох огненного волшебника. В последний раз я видела такой, когда здесь гостил Драконий Язык; и сколько же неприятностей он мне причинил — ни словом сказать, ни пером описать! И всё же красть у гостя — недостойно. Так и быть, забирай свой посох, но остерегись! Если когда-либо вернешься сюда с этой штуковиной — убедишься на собственном опыте, вправду ли мы, тролли, умеем людям ноги откусывать… Королева усмехнулась, сверкнув изящными, но на диво убедительными клычками.
— Обещаю, что соблюду твою волю, — торжественно проговорил Джек, вновь кланяясь. И крепче сжал посох. Дерево почернело, но обуглиться — не обуглилось. Оно призвало пламя из самого сердца Ётунхейма, а само между тем проникло за пределы огня и достигло чего-то более древнего и могущественного. Едва коснувшись посоха, Джек ощутил в нём легкую вибрацию.
Джек с Торгиль попрощались с хозяевами и еще раз поблагодарили ётунов за гостеприимство и великодушие. Джек обнял Золотую Щетину — так крепко, как только смог, учитывая, сколь коротки были его руки по сравнению с массивной кабаньей шеей.
— До свидания, свинка, — вздохнул мальчик. — Хотелось бы мне взять тебя с собою, да только в Срединном мире прием тебя ждет не самый добрый.
Троллий кабан фыркнул и дружелюбно ткнулся пятачком Джеку в волосы.
Джек, Торгиль и Отважное Сердце двинулись вниз по подковообразной долине в направлении далекого леса. Еще некоторое время до них доносилась прощальная песня Форат. «Уж лучше бы она не пела, — думал Джек, прислушиваясь к звукам китовьего языка, — От этой мелодии мне так ужасно грустно делается…» Пройдя с милю, путники оглянулись. Ледяная гора выглядела вполне себе заурядно. Невозможно было разглядеть ни окон, ни башен, ни галерей, ни дверей. Словно бы ётуны затворились внутри, и все ледники и обледенелые скалы разом опустели.
* * *
— Странно же пахнет этот плащ, — заметила Торгиль. Путники укрылись в глубокой расселинке, проложенной одним из боковых притоков реки. Лежать им пришлось на песчаной отмели, покрытой толстой коркой льда. Ветер бесновался у них над головами, зато от драконицы они спрятались. Джек раздал пирожки с мясом и сидр.
Так он же из паучьего шелка. Может, это сами пауки так пахнут. В жизни не подходил к ним настолько близко, чтобы проверить, — отозвался он. Отважное Сердце жался к мальчику и поклевывал с его ладони обрезки мяса.
— Мне всё мерещится, что ткань эта липкая.
— Ты, главное, к стае мух не приближайся!
— Досада-то какая! — не унималась Торгиль. — Ну почему нам нельзя идти днем, если плащи нас укроют?
— Наверняка у королевы были веские причины предостеречь нас.
— Драконица нас всё равно не увидит. А больше здесь никого не водится. Тут же на многие мили местность просматривается… — Торгиль скомкала плащ и гневно отшвырнула его в сторону.
Какое-то время драконица давала о себе знать клубами дыма днем и багровым огнем ночью. Время от времени она расправляла крылья и парила над долиной, высматривая добычу.
«Интересно, отложила ли она еще яйца», — подумал Джек. При мысли о том, что они с Торгиль перебили весь драконий выводок, мальчика мучила совесть — но был ли у них выбор?
— Мне скучно, — заявила воительница.
Новая Торгиль раздражала Джека немногим меньше прежней. Она больше не впадала в бездумную ярость — хотя способности злиться отнюдь не утратила! — зато теперь ее постоянно обуревала жажда познаний. В былой жизни ей столько всего не хватало, что теперь каждый камень и каждая куртинка мха завораживали девочку. Ей хотелось еще развлечений, и еще, и еще, и еще — дабы восполнить недополученное в детстве. Находиться с ней рядом было истинной пыткой.
— А почему бы нам не проверить, увидит нас драконица или нет? — ныла Торгиль. — Мы же всегда успеем добежать обратно.
— Да потому, — в десятый раз за день объяснил ей Джек, — что, как только драконица нас заметит, она уже не отстанет. Она прочешет все трещины и расщелины.
— А пусть Отважное Сердце с ней поговорит. Скажет, что мы невкусные или еще что-нибудь.
— Вот кому-кому, а ему драконица уж точно не поверит, — возразил Джек. Отважное Сердце признался, — а Торгиль перевела, — что сообщил драконице, будто на противоположном конце долины ее поджидает соперник. И так ее раззадорил, что драконица сломя голову помчалась на битву. Тогда Отважное Сердце подговорил зеленого драконенка избавиться от сестер.
— Да уж, пожалуй… — согласилась Торгиль, нащупывая талисман на груди.
Джек наблюдал за нею с тяжким чувством утраты.
— Руну нельзя снять, знаешь ли, — напомнил он. — Если снимешь, то уже не вернешь.
— Да ты мне это уже тысячу раз говорил. Я вообще не собираюсь ее снимать. Благодаря ей я чувствую себя в безопасности.
«Знаю», — удрученно подумал Джек, приглаживая перышки на вороньей головке Отважное Сердце ласково теребил его палец. Свистел и завывал ветер; издалека то и дело доносился пронзительный драконий визг. Вопила драконица через равные промежутки времени, то ли от ярости, то ли просто тренировки ради. Вот когда она умолкала — тогда стоило начинать беспокоиться.
— Мне скучно. Расскажи что-нибудь, — потребовала Торгиль.
За те дни, что они пробирались через долину, Джек уже исчерпал весь свой запас историй. Он пересказал Торгиль все отцовские кровавые жизнеописания мучеников, и все Бардовские саги, и даже все до одной сказки, что рассказывали перед сном Люси. Он описал каждый дюйм своего двора и каждый камень на берегу близ родной деревни. Дело шло к тому, чтобы познакомить Торгиль с черномордыми овцами. Джек встал и осторожно выглянул за край расселины.
— А ведь до леса не так уж и далеко. Судя по воплям драконицы, летит она не к ним, а от них; верно, в гнездо возвращается… Прикрыв ладонью глаза от солнца, Джек вгляделся в даль. Над одиноким утесом курился дымок.
— А знаешь, пожалуй, можно попробовать, — сказал он.
— Что?! Правда? — Торгиль проворно вскочила.
— Вон там был погребальный костер Олафа, а вон тропа, уводящая в лес, — показал ей Джек. — За каких- нибудь пару часов дойдем. Даже не знаю… Может, всё же стоит дождаться сумерек…
Но Торгиль уже вскинула мешок на спину и запахнулась в плащ. И выскочила из расселины прежде, чем Джек успел остановить ее.
— Да стой же! Ты что, вообще никогда не останавливаешься, чтобы подумать? — Джек бросился вслед за девочкой, на ходу пытаясь управиться с собственными пожитками. Отважное Сердце парил над его головой.
Мальчик поневоле вынужден был признать, что путешествовать днем куда приятнее, чем ночью. В темноте они то и дело обо что-нибудь спотыкались либо поскальзывались на наледи. Яркое солнце бодрило и кружило голову, и даже холодный в принципе ветер не сказать, чтобы пробирал до костей, благодаря меховым курткам Ётуны и впрямь на подарки не поскупились. Джек в первый раз задумался, а откуда, собственно, у троллей одежда по меркам человеческих детенышей. «Нет, — твердо сказал он себе. — Нет, быть того не может». Но — как знать? Между Ётунхеймом и Срединным миром идет нескончаемая война. И дети здесь ничуть не в большей безопасности, нежели в деревне Гицура.
