— Она разговаривает с птицами, — испуганно прошептал кто-то из детишек помладше. — Мама, она что, ведьма?
Дотти цыкнула на малыша, и тот разом примолк.
— Она — ведунья, — поправил Джек.
— Но она же стихи слагает. Это же неправильно, — не отступался Свен Мстительный. И вновь все обернулись к Торгиль, ожидая испепеляющей вспышки ярости. И опять ничего не произошло.
— Тооргиль, — промолвила Хейди, по своему обыкновению растягивая девочкино моя. — Ты хорошо себя чуувствуешь?
— Да всё с ней в порядке! — вскричал Джек. — Торгиль дочь Олафа вольна поступать, как ей нравится. Олаф принял ее такой, какая она есть, а вы почему не можете? Она сражалась с тролльим медведем плечом к плечу с Олафом. Она убила молодого дракона. Она случайно отведала его крови, точно так же, как некогда Сигурд. Вот поэтому она и понимает теперь язык птиц. Она испила из источника Мимира. Вот поэтому она и научилась слагать стихи. Ну почему вы не в силах признать этого?!
Из-под двери задувал ветер; огонь потрескивал и метался в очаге. Звери, вырезанные Олафом на столбах и стропилах, словно ожили и задвигались.
— Ты пристыдил нас, — пробормотал Скакки.
— Я… я не хотел, — испугался Джек. — Просто… просто…
— Нет-нет, ты прав, — проговорил юноша. Он выпрямился в полный рост — вот теперь он и впрямь походил на отца — Нарекаю тебя сестрой, Торгиль дочь Олафа. Добро пожаловать в наш род.
— А я нарекаю тебя дочерью, — подхватила Хейди. — И Дотти с Лотги — тоже — Она свирепо зыркнула на младших жен.
Для Торгиль это было уже слишком. Девочка слишком привыкла быть изгоем. Подобное дружелюбие ее просто ошеломило: она разрыдалась и выбежала вон.
— Куда она пойдет? — встрепенулся Джек. Все прочие восприняли бегство воительницы как нечто само собою разумеющееся.
— На холм, к королевским псам, куда же еще? — невозмутимо пояснил Руна. — Задира, Волкобой, Ведьма и Кусака ужас как обрадуются. Они же с ней еще не виделись…
— А тепееерь, — протянула Хейди, — расскажиии-ка мне поподробнее, как там Горная Королева рыдала над мооим Олафом.
Похоже, Хейди не пребывала в полном неведении касательно мужниных шашней. Она давно уже взяла на заметку походы Олафа неведомо куда, причем с подарками, и пришла к выводу, что у того завелась еще одна жена.
— Но трольша?. — негодующе воскликнула она — У бедняги что, вообще вкуса не было?
— Королева очень даже мила… ой! — Джек задохнулся: Руна украдкой двинул его локтем в живот. — Но уродина. Ужас какая уродина! — торопливо докончил он. Однако Хейди не отступалась, пока Джек не описал Гламдис во всех подробностях.
— Оранжевые лохмы во все стороны?! Девяти футов ростом?! Да еще и клыки?! Мой бестолковщина что, совсем умом тронулся? — кипела Хейди. При виде ее досады Дотти с Лотти заметно приободрились.
Джек объяснил, что тролльи девы сами отлавливают себе мужей и что у Горной Королевы гарем из шестнадцати увальней. Рассказал потрясенным слушателям о несчастном смертном, что стал отцом Фроти и Фрит.
— Бедняга всё рисовал на стенах портреты своей человеческой семьи, — говорил Джек. — А Олаф подобной участи избежал. Он мог приходить и уходить, когда ему вздумается.
— Дааа, это вееерно, удержать в своей власти этого бестолковщину никто не мооог, — согласилась Хейди, отчасти смягчившись.
— Ну, он же не виноват, что угодил в плен, — поддержала Джека Лотти.
— Нет-нет, конечно же, нет. — Хейди покачала головой. — И притом такой громаадный, такой крааасивый… — Все три жены вздохнули хором.
Что же до друзей и соратников Олафа, так те пришли в полный восторг.
— САМА КОРОЛЕВА ТРОЛЛЕЙ ВРЕЗАЛАСЬ В НЕГО ПО УШИ! ЭТО ЖЕ НАДО! — потрясенно протянул Древесная Нога.
— Вот это мужик был! — выдохнул Эгиль Длинное Копье.
Глава 40
Топь Фрейи
— Ежели хочешь быть скальдом, так изволь и выглядеть подобающе, — промолвил Руна, отступая назад и внимательно оглядывая белые одежды Джека. Наряд мальчик позаимствовал у Руны, вот только подол пришлось укоротить немножко. Вестника к королю Ивару отправили еще на прошлой неделе, но приглашение во дворец пришло лишь сегодня. Сегодня, в день полнолуния; в канун жертвоприношения в честь Фрейи.
Джек ужасно волновался из-за этой задержки — но поделать, естественно, ничего не мог. По всей видимости, без особого дозволения к Фрит никого не пускали. «А ведь казалось бы, не ей ли не терпится вернуть себе волосы? — думал он. — Видать, Фрит куда приятнее заставить меня помучиться».
— Чувствую себя ужас до чего неловко, — пожаловался мальчик, потуже затягивая ремень, чтобы одежды не спадали. Всё равно — велики. Джек знал: настоящие барды — это свирепые, наводящие страх старцы. Сам он страха явно не наводил. А напротив, испытывал.
— Шшш! Надо же тебе с чего-то начать. Фрит станет выпендриваться; тебе же необходимо произвести впечатление. Ты уже знаешь, что делать?
— Нет, — удрученно признался Джек.
— Поймешь, когда придет время, — пообещал Руна.
Торгиль сидела у дверей, нетерпеливо притоптывая ногой. Она была в куртке из меха росомахи — той самой, Ётунхеймской, — башмаки ее были начищены, меч отполирован до блеска. Да и сама она в кои-то веки сияла чистотой — днем ее удалось таки затащить в баню.
— Я пойду с вами, — заявила Хейди.
— Разумно ли это? — спросил Руна.
— Может, и нет, зато любопытно, — отозвалась женщина — Я Фрит нервииирую; возможно, это вам пригодииится…
Ради такого случая Хейди нарядилась в темно-синее платье, расшитое птицами и рыбами. А волосы заплела и уложила в две «баранки» по обе стороны головы — точно рога некоего фантастического животного. А еще на ней было ожерелье из серебряных амулетов — тут и глаза и ноги, и прочие части тела. Глядя на финку, Джек занервничал еще больше.
— Ну пошли же наконец, — нетерпеливо бросила Торгиль.
На сей раз Отважное Сердце предпочел ехать на плече у воительницы. Джек слегка подосадовал — однако его одолевали заботы куда более серьезные, чем мысль о вероломном вороне. Он подхватил посох и вслед за Руной вышел на улицу.
Дело близилось к ночи. Уже грянул вечерний птичий хор; длинные лучи заходящего света золотили путь. Полная луна вставала над горизонтом. Здоровенная, как в Ётунхейме, подумал Джек, различая между деревьев мягкий серебристый отсвет. Где-то заухала сова — вух-вух-вух! — но то была пташка совсем мелкая, бурая — такая тебя в когтях не утащит.
Скакки шел первым, как глава семьи. Следом поспевали Торгиль с Хейди, болтая, словно закадычные подруги. С тех пор как Торгиль покинула Ётунхейм, она слегка угомонилась — но по-прежнему охала и ахала над чудесами, которые наверняка видела не в первый и даже не в десятый раз. Хейди терпеливо слушала, то и дело объясняя девочке, на что годится тот или иной цветок, или что там такое особенное виднеется в траве.
