А вспомнив о Захариусе, Ириска не могла не спросить о главной головной боли волшебного мира – о старухе Гнил, королеве Верхней Плесени.
– Пока она сидит тихо, – сообщил Страус.
– Не похоже на неё.
– Переживает поражение.
– Старуха Гнил не проиграла, – отчеканила Ашуга. – Двор Непревзойдённых слаб, как никогда, и почти уничтожен, а она, напротив, сильна.
– Закатный Рубеж по-прежнему хранит нас, – напомнил Хиша.
– Но заклятия истончаются, и в Прелести всё чаще появляются Пятна Плесени, которые питают злую магию ведьм и колдунов, – библиотекарь перевела взгляд на девочку. Стёкла её очков тревожно блеснули. – Нельзя верить в то, что королева Гнил сдалась или испугалась. Она знает свою силу и твою слабость и будет посылать слуг против тебя до тех пор, пока не победит.
– Что ты говоришь? – возмутился Хиша.
– Правду!
– Какую?
– Война со старухой Гнил будет продолжаться до тех пор, пока последняя Непревзойдённая не покончит с ней, – резко закончила Ашуга. – Вот так.
Несколько секунд Ириска молчала, переваривая пугающее заявление Бронерожки, после чего на всякий случай осведомилась:
– Скажите, во Дворце безопасно?
– Почему ты спрашиваешь? – насторожилась Ашуга.
А Дикий заинтересованно встопорщил перья.
– Я ведь не просто так атаковала вас ночью… – протянула девочка. – Ну, когда я…
– Я понимаю, о чём ты говоришь, – кивнула Ашуга, машинально погладив синяк справа от рога.
– Извините.
– Ты уже просила прощения.
– И не один раз, между прочим, – встрял в разговор Страус. – Так что можешь забыть о ночном инциденте.
И хихикнул.
– Тебя никто не спрашивал, – буркнула библиотекарь. И вновь обратилась к фее: – Так что случилось ночью?
– Показалось, что за мной кто-то следит, – выдавила из себя Ириска.
Говорить о голосе она пока не стала, потому что не была уверена в том, что действительно слышала его, а выглядеть перед друзьями трусихой не хотела.
– Ты уверена? – тут же спросил Страус.
– Почти.
– Ты заплутала на тёмных улицах Дворца… Вокруг – глубокая ночь, поднялся ветер… – Ашуга поправила очки. – Тебе могло показаться.
Ириска бросила быстрый взгляд на Хишу, и тот, отвечая на незаданный вопрос, едва заметно развёл крыльями:
– Месяц живу на острове, никого постороннего не видел.
– Но я ощущала чужое присутствие! – нахмурилась девочка.
– Чьё?
– Не знаю.
– Ты чувствовала тёмную магию?
– Нет.
Страус и Бронерожка переглянулись, и фея поняла, что ей не поверили.
– Я не лгу!
– Тебе могло показаться, – мягко произнёс Дикий.
– Дворец прекрасно защищён, – добавила библиотекарь. – Ведь это дом Непревзойдённых, самых непримиримых врагов Плесени.
– Самые непримиримые – это мы, Дикие Страусы!
– Так что не волнуйся, Ириска, чужих здесь нет. – Ашуга поправила очки и хохотнула, и никто из присутствующих не понял, что она не так спокойна, как пытается показать.
– То есть вы уверены в том, что на острове безопасно?
– Конечно, уверена! Ведь я работаю здесь уже двести лет.
– Целых двести? – не удержалась девочка. – Правда?
– Правда, – кивнула Бронерожка. – И мы с тобой уже встречались, маленькая Непревзойдённая.
– Вы, наверное, меня учили? – кисло осведомилась Ириска.
– Учила.
– Я была отличницей?
– Завтра мы продолжим твоё обучение, – пообещала Ашуга, не ответив на вопрос. – Раз ты всё забыла, нужно срочно навёрстывать упущенное.
– Но…
– Завтра приступаем к занятиям! – не терпящим возражений тоном заявила библиотекарь, и девочка поняла, что крепко влипла.
* * *
Обычно, точнее – раньше, когда Двор Непревзойдённых процветал и в Коралловом Дворце кипела жизнь, по ночам он становился едва ли не прекраснее, чем днём.
Над крышами водили хоровод луна и звёзды, ярко освещались бесчисленные окна домов и башен, всюду зажигались разноцветные фонарики, а огромный Океан украшал себя сонмами морских светлячков. Создавалось впечатление, что Коралловый Дворец никогда не спит и всегда что-то празднует.
Но так было раньше.
Нет, Дикий Страус, безусловно, с удовольствием бы веселился по ночам, однако делать это ему было не с кем: строгая Ашуга ложилась спать не позже одиннадцати и категорически запретила птице шуметь. Они ужинали, желали друг другу спокойной ночи и расходились. Конечно, Ашуга не могла помешать Страусу резвиться на другом конце острова, но одному Хише было скучно и приходилось тоже ложиться спать. Или бродить по берегу, мечтая о новых приключениях, что обязательно случатся после возвращения Ириски.
Или просто сидеть, наслаждаясь растворившимся во тьме простором и солёным ветром.
Хише было скучно, но он терпеливо ждал.
И вот Ириска вернулась. Они пробыли вместе целый день, говорили не переставая, делясь впечатлениями, рассказывая, чем занимались в прошедшие дни и просто рассказывая что-то, потому что настоящим друзьям всегда есть чем поделиться. Дикий услышал о жизни на даче, о строительстве плота, о приключениях на пруду и о том, что Полика ничего не помнит о Прелести. Совсем-совсем ничего. В ответ поведал о строгой и занудной Ашуге, от которой ему приходилось прятаться по всему острову, и последних сплетнях ПрелеСети.
Они говорили, гуляли – Ириска вновь изучала и вспоминала остров, – и снова говорили. А сейчас уставшая девочка отправилась спать, и Страус оказался предоставлен самому себе. Он помыл оставшуюся после ужина посуду – сегодня была его очередь, – затем приготовил всё для завтрака, чтобы не тратить время утром, затем прогулялся к южному склону острова и посидел в любимой беседке Тысячи Бабочек, разглядывая едва заметные в ночной тьме рифы и слушая, как мягко сталкиваются с ними полусонные волны.
Насладившись призрачным ночным пейзажем и слегка продрогнув – спасибо принесшему прохладную свежесть ветерку, – Хиша побрёл было к себе, но увидел свет на Учёной террасе, поднялся на неё и обнаружил погружённую в чтение толстой книги Ашугу.
И разумеется, не удержался от шутки:
– Тренируешься?
– Что? – не поняла библиотекарь, переведя взгляд на Страуса. – В смысле?
Если шутку приходится объяснять, значит, шутка не удалась. Дикий знал эту нехитрую истину и никогда не разжёвывал собеседникам остроты, но с Ашугой следовало вести себя иначе: она любила всё знать и понимать и не отставала, пока не докапывалась до сути.
