– Не все, – подавшись вперед, тихо и серьезно возразил Ургул. – Некоторые – стриги, и нет способа отличить одних от других, пока ты с ними не повздоришь. – Он снова сел прямо. – И говорят, они особенно могущественны именно в это время.
– С чего бы?
Сторож явно удивился.
– Сегодня ночью один из самых важных их праздников, разве не так? Канун Сатурналий – именно тогда они танцуют, приносят жертвы и выполняют свои обряды там, на Ватиканском поле.
О таком я слышал впервые.
– Почему на Ватиканском?
– Там есть кусок священной земли, – сказал мой собеседник. – Говорят, там есть мундус
[42], и ведьмы могут вызывать через него мертвых или общаться с богами подземного мира. Помяни мое слово, господин: сегодня в полночь ты не найдешь в городе ни единой стриги. Все они будут там.
– Ты мне очень помог, Марк Ургул, – сказал я, протягивая ему несколько денариев. – Вот. Отличного тебе праздника.
Сторож поблагодарил и поспешил вон, оставив меня сидеть и размышлять. В Риме есть миры внутри миров. Мир ведьм был для меня внове. Он являлся частью мира крестьян и маленьких провинциальных городков, как политическая жизнь Сената и ритуалы великих храмов являлись частью моего собственного мира. Ведьмы, чары и яды – при мысли о них запульсировала болью моя порезанная ладонь.
– К чему все эти разговоры о ведьмах и их ритуалах? – спросил Гермес – горячее вино подействовало и на него тоже.
Похоже, эта тема заставляла его нервничать.
– Не знаю, – признался я. – Я думал, предстоит простое расследование убийства – всего лишь обычного отравления по логичным политическим или личным мотивам. А теперь мы погружаемся в сферы оккультного и сверхъестественного…
Как и большинство образованных людей, я с острым скептицизмом относился ко всем суевериям и к людям, претендующим на сверхъестественные силы. Но с другой стороны, я знал, что не стоит рисковать. И выбила меня из колеи та женщина, Фурия. Я невольно гадал: чем же именно они занимаются там, на Ватиканском поле?
Я просто знал, что мое любопытство толкает меня к какому-то неописуемо глупому поступку.
Глава 8
Тем же вечером мы приготовились к ритуалам в храме Сатурна. Мои клиенты собрались в своих лучших одеждах, все веселые, приложившиеся к вину перед официальным празднованием, которое не начнется до тех пор, пока не сядет солнце, а полную силу наберет только на следующее утро. Тогда рабы получат полную свободу действий, и вступят в свои права своеобразные требования к одежде и поведению, свойственные только дню Сатурналий.
Я велел своим рабам принести подносы с закусками, чтобы поддержать подходящее настроение, и смешался с клиентами, произнося пустые добрые пожелания, необходимые в таких случаях. Несмотря на охватившую весь город атмосферу веселья, под моей туникой были и кинжал, и цестус. Улицы, забитые шумными, празднующими толпами, даже удобнее для засады, чем те же самые улицы, опустевшие темной ночью.
Оставив мой дом, мы потихоньку двинулись по улице Сабура, а оттуда – к Форуму. Мы продвигались особенно медленно из-за того, что все до последнего обитатели Рима, не лежавшие на смертном одре, находились на улицах, здороваясь, танцуя и шумя. Продавцы вина явно проворачивали крупные сделки, а на большинстве флейт играли люди без музыкального таланта.
Спустя некоторое время мы смешались с толпой, идущей по Священной дороге, потом прошли мимо базилик и портиков – и вот мы все стоим перед громадным храмом Сатурна.
Здесь действовали ликторы и храмовые рабы, проводившие людей на отведенные им места. Тут я оставил своих клиентов и занял место с остальными сенаторами на ступенях храма, где, как самый младший член Сената, встал в заднем ряду. И все-таки отсюда у меня был хороший обзор, и я мог видеть всех самых важных людей государства, в то время находившихся в Риме.
На самых почетных местах, рядом с алтарем перед входом, стояли весталки, в том числе и моя тетя Цецилия, фламины
[43] (в том году у нас не было ни одного фламина Диалис
[44]), понтифики и все действующие магистраты. Среди эдилов я увидел Кальпурния Бестию и попытался догадаться, который из его коллег – Мурена, но тщетно. Среди трибунов мне на глаза попался Метелл Сципион, а среди избранных, но еще не вступивших в должность трибунов – Клодий. Консул Бибул наконец-то вышел из своего дома ради этого ритуала, в котором должны были участвовать все должностные лица, обладающие империем. У него был вид человека, съевшего слишком много зеленых персиков.
Посмотрев вниз и влево, я разглядел в первых рядах у подножия лестницы патрицианские семьи. Со своего места я поразительно ясно видел, насколько редки эти ряды. Некогда бывшие громадной силой в государстве, патриции сделались теперь такими малочисленными, что в принадлежности к патрицианской семье больше не было особого преимущества, если не считать престижа. В настоящее время осталось около четырнадцати патрицианских семей, и некоторые из них, такие как Юлии, стали совсем крошечными. Возможно, самым многочисленным семейством были Корнелии, но даже их ряды сильно уменьшились.
Среди них я увидел Клодию, Фаусту и Фульвию
[45] – они стояли группой. Как только я заметил Юлиев, легко стало найти и мою невесту Юлию. Она перехватила мой взгляд и широко улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Но ведь все вокруг улыбались. Все мы слегка глупеем во время Сатурналий.
Позади патрициев стоял строй эквитов
[46], куда более многочисленного и в целом более важного класса, поскольку эквиты получали статус благодаря имущественному цензу, а не происхождению.
Жесткое разделение по рангам было символическим, потому что к концу церемонии все классы свободно перемешаются в память о Золотом Веке Сатурна, который отмечался этим ежегодным ритуалом. В отличие от остальных церемоний жертвоприношений никто – ни мужчина, ни женщина, ни раб, ни свободный – не носил головного убора: для всех такая торжественность исключалась из самого счастливого ритуала года.
Когда мы все собрались, авгуры вышли вперед и встали рядом с алтарем, наблюдая за небесными знамениями. Среди них был Помпей, одетый, как и остальные, в полосатую мантию – он держал в правой руке посох с крючком на конце. В следующие несколько минут простой люд едва дышал. Вечер был прекрасным, грома не было, и не появилось никаких птиц, говорящих о дурных знамениях. Авгуры объявили, что боги одобряют продолжение церемонии.
