– Чего тебе? – нетерпеливо спросил он, когда мы слегка отдалились от остальных. – Ты же знаешь, что сегодня официальные дела запрещены.
– А ты знаешь, что я действую строго неофициально. Я наткнулся на нечто важное, и мне нужно прояснить несколько моментов. Целер занимался подавлением или изгнанием из Рима запрещенных культов?
– Что за идиотский вопрос? Он был претором, а не цензором. А когда ни один цензор не занимает эту должность, такими вещами занимаются эдилы, как и общественной моралью.
– Ты и Гортензий Гортал были нашими самыми последними цензорами, – настаивал я. – Вы предпринимали действия, касающиеся таких культов?
Отец нахмурился. Но, с другой стороны, он хмурился постоянно.
– Мы с Горталом сделали перепись, провели люструм
[51] и очистили Сенат от некоторых особо мерзких его членов, – рассказал он. – Кроме того, мы контролировали выдачу государственных заказов. Я сдал знаки своего должностного отличия в прошлом году, и тема непристойных чужеземных культов ни разу не поднималась.
– Не чужеземных культов, отец. Местных культов. Туземных италийских культов, действующих в Риме и сразу за его пределами. Культов, членами которых являются некоторые очень высокопоставленные римляне.
– Объяснись, – сказал он.
И я кратко изложил ему то, что пережил за последние два дня, ничего не упустив. Ну, во всяком случае, упустив совсем немного. Когда я дошел до жертвоприношения, отец пробормотал: «Отвратительно!» – и сделал сложный жест, чтобы отогнать сглаз – наверное, научился ему в детстве у нянюшки-сабинянки.
– Культ ведьм, а? – сказал он, когда я закончил. – Человеческое жертвоприношение. Тайный мундус. И в дело впутаны благородные римляне?
Затем отец с отсутствующим видом потер шрам, пересекающий его лицо, – характерный жест, означавший, что он строит злые планы против своих врагов.
– Вот шанс избавить Рим от трех наихудших женщин. Как минимум – изгнание. Из которого они никогда не должны вернуться.
– Не забывай мужчину, который хотел выколоть мне глаза, – напомнил я.
– А, этот… Да, очень жаль, что ты не увидел его лица.
То было сказано для проформы. Если хочешь избавиться от кровожадных людей, лучший способ – запереть двери Сената во время заседания и поджечь здание. Убийство было приятным развлечением знатных мужчин, но именно скандальные женщины возмущали мужчин вроде моего отца.
Он положил руку мне на плечо.
– Послушай, мы не можем стоять вот так, в стороне от всех. Люди заподозрят, что мы занимаемся чем-то официальным. Я смогу в течение дня отвести в сторону эдилов, чтобы все обсудить.
– Не уверен, что это хорошая идея. Мне не нравится, как Мурена справился с убийством женщины по имени Гармодия. По какой-то причине он изъял официальный отчет об этом деле и спрятал или уничтожил его. Он или что-то скрывает, или защищает кого-то.
– Ты придаешь происшествию слишком большое значение. Раб, которого послали за документом, наверное, по дороге в суд заглянул в таверну, напился и потерял его. Такое все время случается. Просто очередное убийство очередного ничтожества. Но если это тебя успокоит, я буду сторониться Мурены и посоветуюсь только с Виселлием Варроном и Кальпурнием Бестией и другими. Еще мне надо поговорить с Цезарем, хотя тот, наверное, слишком занят подготовкой к галльской кампании, чтобы сильно заинтересоваться случившимся. И все-таки его долг, как верховного понтифика, объявить об опасности развращающего негосударственного культа. Тем временем ты должен отправиться к своему другу-бандиту Милону и заручиться у него какой-нибудь защитой. Поскольку тебя не убили и не ослепили, то, может быть, уже ищут.
– Я не могу пойти к Милону, – сказал я. – Он собирается жениться на Фаусте и просто без ума от нее. Он может убить меня, если я стану угрожать ей разоблачением!
Отец пожал плечами.
– Тогда пойди к Сатилию Тавру и одолжи у него гладиаторов. А теперь – идем. Мы должны сделать наш обход.
Вместе с отцом я зашел еще в несколько домов, но просто не чувствовал атмосферы праздника. К тому же отец рассуждал нереалистично. Какой мне толк нанимать громил, если люди, с которыми я имею дело, специализируются на чарах и ядах? Пока я был вооружен и находился в знакомой обстановке, меня не беспокоила никакая деревенщина с кинжалом. Однако необходимость следить за всем, что я ем или пью, меня угнетала. К счастью, на время праздника ларьки с едой стояли повсюду. Марсы не стали бы травить весь город, чтобы достать меня.
А вот насчет волшебства я не был так уверен. Как и большинство здравомыслящих, образованных людей, я очень сомневался в силе и даже в самом существовании магических чар. С другой стороны, благодаря недавним событиям мое здравомыслие осыпалось, словно перхоть. Предполагалось, что ведьмы могут насылать на своих врагов болезни сердца, печени, легких и разных других органов, а также слепоту и импотенцию. Но если они на всё это способны, спрашивал себя я, как же получается, что у них вообще есть враги?
Поздним утром я сумел оторваться от отца и его толпы, но пока я брел по улицам, веселье праздника превращалось перед моими глазами в нечто зловещее и дурное. Зачем столько людей носят маски, как не затем, чтобы принять личину демонов? Что послужило причиной всего шумного торжества, как не примитивный страх, поражающий нас посреди зимы: если мы немного не развеселим богов, они не дадут нам на следующий год весны?
Я понимал, что просто слишком меланхоличен. Люди носили маски, в основном потому, что пользовались сумятицей, чтобы покрутить с чужими женами и мужьями. Они праздновали потому, что для римлян любой предлог для пирушки – хороший предлог. Перевернутый вверх тормашками мир был просто уникальным мгновением Сатурналий. Во время прочих наших ритуалов случались еще более странные вещи. В Луперкалии группа мальчиков-патрициев бежала по улицам голышом, раздавая удары женщинам ремнями из окровавленной козьей шкуры, а во Флоралии респектабельные женщины и шлюхи выходили на люди и трубили в трубы. В нашем годовом календаре официальных праздников имелись и другие, каждый – со своими божествами-покровителями и особыми обрядами. Сатурналии были просто самым большим праздником года, только и всего. И все равно я не мог стряхнуть с себя это настроение.
На Форуме празднование шло полным ходом. На судейских помостах перед базиликами мимы представляли пародии на суды, которые обычно там проходили: представления изобиловали грязными жестами и непристойными словами. Люди, притворявшиеся великими государственными деятелями, читали с ростры речи, еще более бессмысленные, чем речи настоящие. На ступенях курии Гостилии двое мужчин с преувеличенно большими знаками цензоров торжественно запрещали такую деятельность, как кормление детей, соблюдение пристойных ритуалов государственных богов, службу в легионах и так далее.
