– Нет, я почти уверен, что Клодия в кои-то веки совершенно не виновата.
– Тогда к чему все эти разговоры? – подозрительно спросил Флавий.
– Когда ты убеждал народные собрания лишить Целера его империя в Галлии, ты старался также добиться, чтобы империй передали Помпею?
– Конечно, да! Помпей – самый способный полководец нашего времени. Он уладил бы дела в Галлии быстро, разумно и с минимальной ценой для Рима.
Я знал, что лучше не обсуждать достоинства Помпея – вернее, их недостаток – с одним из яростных его сторонников.
– Значит, именно Помпей потерял бы больше всех, если б Целеру вернули Галлию, – сказал я.
– На что ты намекаешь? – Лицо Луция Флавия потемнело. – Помптиний продолжал командовать в Галлии, пока этот вопрос не смогли уладить, поэтому от смерти Целера он в выигрыше. Цезарь должен получить всю Галлию на пять лет, поэтому он в выигрыше. Помпей служит здесь, в Италии, в специальных гражданских комиссиях, не делая никаких попыток отобрать Галлию у Цезаря. Если ты ищешь отравителя, сенатор Метелл, ты ищешь его не там! Иди и посмотри на дела Цезаря. Хорошего тебе дня, господин, и если ты снова придешь ко мне с голословными утверждениями, я заставлю своих ликторов отволочь тебя в суд!
Он круто повернулся и зашагал прочь.
Я вздохнул. Меня невзлюбил еще один могущественный человек Рима. И мне просто придется с этим смириться. Такие тягости я переносил и раньше.
Я вышел на солнечный свет и отправился позлить еще кого-нибудь. Снова через Форум, мимо Большого цирка, вверх по склону Авентина до храма Цереры. Пожилой вольноотпущенник и мальчик-раб, с которыми я встретился пару дней тому назад, все еще были в храме, но все эдилы отсутствовали. Я спросил о Мурене, боясь, что он до сих пор мается головной болью дома в постели, как и большинство людей в Городе.
– Эдил Гай Лициний Мурена, – важно ответил вольноотпущенник, – этим утром на ювелирном рынке.
Итак, я отправился искать Мурену. На храмовых ступеньках помедлил на тот случай, если мальчишка-раб выбежит, чтобы продать мне еще какую-нибудь информацию. Выждав разумное время, я пустился в новый нелегкий путь: снова мимо цирка, опять мимо скотного рынка и через Форум. Как ни пытался я что-нибудь спланировать, я как будто всегда возвращался по своим следам.
На ювелирном рынке продавались отнюдь не только ювелирные изделия, но все товары, выставлявшиеся здесь, были дорогими предметами роскоши: шелка, благовония, редкие вазы, мебель изысканной работы и множество всякого другого, чего я не мог себе позволить. Здешние торговцы вели дела не в крошечных палатках и ларьках, которые ставились и убирались каждый день. Ювелирный рынок располагался в просторном тенистом портике, где торговцы могли показывать товары богатым покупателям с любезной непринужденностью. Продавцы с грубыми голосами не кричали здесь о своем товаре, и даже большинство элегантных женщин могли вылезти из носилок и неспешно пройти через огромную аркаду, выбирая покупки и не опасаясь, что их толкнут или им придется оказаться рядом с кем-то немытым. Великолепный портик принадлежал государству, и торговцы обеспечивали себе завидные удобства, регулярно выплачивая пошлину, малая часть которой обычно прилипала к пальцам эдилов.
Мурену нынче утром легко было заметить в довольно жидкой толпе. Как курульный эдил, он имел право носить тогу с пурпурной каймой, и когда я на него наткнулся, он разговаривал с сирийцем, выставившим ослепительный ассортимент золотых цепей – от тонких, как волос, предназначенных для шейки женщины, до цепей из массивных звеньев, подходящих для того, чтобы заковать в них пленного царя.
«Без сомнения, – подумал я, – Мурена выжмет еще несколько взяток, прежде чем сдаст свое курульное кресло и снимет тогу-претексту».
– Могу я на мгновение отвлечь тебя, эдил? – спросил я этого человека.
Гай Лициний повернулся, улыбаясь. Он был на несколько лет старше меня и отличался обаятельно уродливым лицом.
– Чем я могу тебе помочь, сенатор?
Я отбарабанил обычные представления и в нескольких словах объяснил суть своей миссии.
– Ведя расследование, касающееся возможных продавцов яда, я наткнулся на имя Гармодии – у этой женщины из племени марсов была палатка под аркой цирка Фламиния. Ее нашли убитой утром девятого ноября. Ночной сторож из цирка доложил в храме Цереры об убийстве, и ты отправился, чтобы расследовать этот случай. По возвращении ты продиктовал секретарю отчет, который был зарегистрирован. Пока все правильно?
– Я помню этот случай. Да, что касается моей роли в нем, – все верно. А почему та женщина имеет значение?
– Я располагаю вескими доказательствами того, что женщина продала яд, использовавшийся для убийства, которое я расследую. И я считаю, что ее убили, дабы заставить молчать.
– Такие люди пользуются дурной славой. Город стал бы лучше, если б их выгнали вон.
– Возможно. А теперь, – продолжал я, переходя к сути дела, – примерно два или три дня после убийства ты послал раба в храм Цереры, чтобы тот доставил твой отчет о смерти женщины на рассмотрение городского претора, верно?
Мурена нахмурился.
– Нет, не посылал.
– Как не посылал?
Еще один неожиданный поворот в деле, и без того изобилующем ими.
– Это же был последний месяц года на официальных должностях, и суды были крайне заняты. Никто не интересовался мертвой женщиной с гор, – объяснил Лициний.
– Однако отчет исчез.
– Значит, его неправильно зарегистрировали, как часто случается в храме, или же раб по ошибке взял его вместо другого, что тоже довольно обычный случай.
– Возможно. А ты не мог бы изложить мне суть твоего отчета? Это может иметь отношение не только к убийству, но и к причине его исчезновения.
– Некомпетентность не нуждается в причинах, сенатор Метелл, – заметил Мурена.
– Глубокое замечание. И все-таки, если ты меня ублажишь…
– Очень хорошо. Дай подумать… – Некоторое время мой собеседник сосредоточенно вспоминал. – Это произошло несколько недель назад, да и случай был пустяковым, поэтому, пожалуйста, будь снисходителен, если моей памяти не хватит обычной остроты.
– Само собой, разумеется. В конце концов, это всего лишь убийство.
То была довольно честная оценка убийств, случавшихся в Риме в те дни – во всяком случае, если убивали незначительную персону. Однако в тот момент я почувствовал легкое сожаление из-за смерти Гармодии. Она была продавщицей ядов, и Аристон был не менее презренной особой. Насколько я мог судить, их убийства послужили лишь помехой для моего расследования. Как, конечно, и было задумано.
– Об убийстве сообщил некто Ургул… – продолжил Гай Лициний.
– Я разговаривал с ним, – кивнул я.
– Значит, ты знаешь, при каких обстоятельствах ее нашли и позвали меня. Я отправился к Фламинию и обнаружил тело довольно плотной женщины лет тридцати-сорока, лежащее в большой луже крови. Причиной смерти послужила глубокая ножевая рана на горле, почти отделившая голову. Опрос не выявил свидетелей происшествия, случившегося несколькими часами раньше, судя по состоянию тела.
