Работы у Кутузова в Финляндии поэтому хватало. Он инспектировал полки, приводил их в боевую, а не в плац-парадную готовность, заботился о провианте и фураже, укреплял русско-шведскую границу и составил операционный план на случай войны.
Михаил Илларионович поехал в Финляндию один. Екатерина Ильинишна осталась с девочками в Петербурге. Она любила жить весело, на широкую ногу, а в Выборге – тоска: ни театров, ни балов, ни порядочного общества. Одни чухонцы да солдаты. К тому же она знала, что Михаил Илларионович будет по целым неделям в разъезде.
Екатерина Ильинишна аккуратно писала мужу о детях, о театре, о петербургских новостях. Например, о благодарности, отданной Павлом в приказе великому князю Александру за то, что при его дворе такая хорошенькая фрейлина Наталья Шаховская. А если говорить по совести, то в этой Наташе только и есть, что пухлые щеки.
Присылала мужу книги для чтения.
21 декабря государь пожаловал старших дочерей Кутузова, Прасковью и Анну, фрейлинами.
Михаил Илларионович писал жене:
«Я доволен этим больше потому, что им весело, им действительно приятнее будет при великих княжнах, даром что без шифра».
[150]
После целого дня смотров, рапортов царю, разных реляций и прочей переписки Михаил Илларионович с удовольствием ложился в постель почитать русские и немецкие газеты. Он внимательно следил за победами Александра Васильевича Суворова в Италии, радовался успехам русских войск, которые сражались не по прусским, а по суворовским канонам. Но немецкие газеты сообщали об этом очень кратко: зачем им было прославлять Россию.
Не больше писали о Суворове и «Санкт-Петербургские ведомости». В них целые страницы занимали павловские мелочные приказы вроде:
«Поручику Калмыкову, просившему о высочайшем повелении опубликовать в газетах, что он безвинно содержался в доме сумасшедших, отказывается, потому что в просьбе его нет здравого рассудка».
«Скульптору Эстейрейху, просившему о заплате ему шести тысяч рублей за поднесенные его величеству мраморные его работы, объявляется, что высочайшее дано повеление возвратить ему оные барельефы».
«Вдове титулярного советника Федоровой, просящей о пожаловании дочери ее на приданое, объявляется, чтоб она тогда испрашивала, когда будет жених».
И бесконечные объявления:
«Продается повар и кучер да попугай».
«Некоторый слепой желает определиться в господский дом для рассказывания разных историй».
«За сто восемьдесят рублей продается тридцатилетняя девка и там же малодержанная карета».
«У токаря Валстера продается машина для вспомоществования утопающим».
Это все – обычное, всегдашнее. И только в конце номера глаза иногда натыкались на такое забавное объявление:
«Продается недавно изданная книга «Любовь книжка золотая». Люби меня, хотя слегка, но долго.
В сей книге находятся домашние средства от разных неприятностей в любви и браке, как-то: от скуки, противу ревности, в случае уменьшения любви и опасных утомлений; произвесть гармонию сердец, воспятить вход ворам во святилище брака, налагать узду Ксантипам; когда случатся в браке опечатки, то что тогда делать, дабы избежать неприятных попреков».
Зимние месяцы 1798 года пролетели быстро.
В начале 1799 года Михаил Илларионович получил от Павла выговор за то, что без его разрешения командировал в столицу квартирмейстера. Кутузову был смешон такой мелочный павловский формализм. Но это не повлияло на отношения императора к Кутузову: осенью того же года он был назначен литовским военным губернатором и инспектором Литовской и Смоленской инспекции.
Кутузов не без удовольствия покинул Финляндию.
– Ну, как живете, мои дорогие? Что тут у вас нового? – спросил он у жены, приехав домой.
– Живем хорошо. А ты историю с младшим Чичаговым слыхал? – сразу же хотела ввести мужа в круг петербургских великосветских новостей Екатерина Ильинишна.
– Это с Павлом Васильевичем? Нет.
– Чичагов просил разрешения выехать в Англию жениться. У него там осталась невеста, дочь командира над портом. Император не разрешил. Говорит: в России довольно девушек, нечего ездить за невестами в Англию.
– Что ж, в этом есть резон, – улыбнулся Михаил Илларионович, глядя на своих пятерых дочерей.
V
Живописная, уютная Вильна не походила на унылый, захолустный Выборг. Здесь была иная – шумная, светская жизнь, балы, театры. Женщины щеголяли в парижских нарядах.
Если в Выборге надоедали бесконечные смотры и воинские учения, то в Вильне была утомительная салонная жизнь. Военному губернатору приходилось появляться всюду: на больших общественных собраниях, в домах местной знати и даже на воскресных танцевальных вечерах, которые назывались в Польше как-то на военный лад – «редутами».
«Мне бы весело в маленькой компании, в шесть часов выйти и в десять спать лечь, а здесь должен сидеть за ужином, без того обижаются, и ежели я куда не пойду, то никто не пойдет. Мне это не здорово и не весело», – писал он домой.
Но бумаг, на которые нужно отвечать, было предостаточно. Михаил Илларионович частенько сидел за ними до вечера и прямо из канцелярии ехал в театр.
«Я, слава Богу, здоров, только глазам работы так много, что не знаю, что будет с ними», – жаловался он в письмах жене.
В марте через Вильну проехал в Кобрин племянник Суворова – Андрей Горчаков. После победного итало-швейцарского похода Суворов вернулся на родину тяжело больным. По пути в Петербург он остановился в своем кобринском имении.
Кутузов надеялся, что крепкий организм Суворова поборет болезнь, но вышло по-иному. Из Кобрина Суворов переехал в Петербург, где и умер 6 мая 1800 года.
Михаил Илларионович не видал своего учителя и друга: Суворов, едучи в Петербург, миновал Вильну.
В действиях императора все так же было мало последовательности и логики, как и раньше.
Он дал Суворову звание генералиссимуса, а потом вдруг, неизвестно почему, резко переменил свое отношение к нему. И когда Суворов скончался, то Павел велел хоронить его не как генералиссимуса, а как фельдмаршала.
Павел I объявил в приказе строгий выговор, «для примера другим», генералу Врангелю, несмотря на то что Врангель уже умер. С этим приказом мог соперничать только приказ, отданный его отцом, Петром III, который однажды предписал, чтобы все больные матросы выздоровели.
Обозленный на своих недавних вероломных союзников Австрию и Англию, Павел стал готовиться к войне. Он сформировал две армии – в Литве и на Волыни – и назначил командовать первой графа Палена, а второй – Михаила Кутузова. Желая испытать полководцев в действии, Павел назначил на 1 сентября 1800 года осенние маневры в Гатчине. Здесь Пален должен был выступать против Кутузова.
