– Лестница мала, надвяжи ее!
– Лезь так. Вперед. Ура!
– Чего тут смотреть? Айда через палисад! – вдруг крикнул Огнев и в одну секунду ловко перемахнул через палисад.
За ним посыпались все. Тарахтя ружьями и флягами, обрывая на себе пуговицы и карманы, задевая друг друга, лезли апшеронцы.
Когда перескочили за палисад, пришлось остановиться, – впереди оказался второй, но на этот раз меньший ров. Бежавшие первыми попали в него и, вскрикивая от ледяной воды, перебирались на другой берег. Ров был неглубок – вода доходила только до пояса.
Ждать, пока рабочие прорубят палисад и протащат фашины, было невозможно. Тем более что турки с редута Табия засыпали пулями остановившихся апшеронцев. Падали убитые и раненые.
Мушкатеры стали прыгать через ров. Некоторые обрывались в воду.
– Ваше благородие, давайте прыгать! – крикнул Зыбин, в секундной вспышке орудийного выстрела увидевший возле себя подпоручика Лосева.
Лосев прыгнул вслед за ним. На той стороне рва собирались апшеронцы. Они снова залегли и стали стрелять по редуту, давая возможность переправиться егерям и фанагорийцам. Палисад уже трещал под ударами топоров. Но неожиданно на апшеронцев кинулись от редута толпы турок. В темноте трудно было разобраться. Только по крикам «алла» догадывались, где враг. Апшеронцы вскочили и приняли турок в штыки.
Лосев больше наугад ударил кого-то штыком, ударил другого. И тут перед его глазами сверкнул яркий огонь, что-то больно стукнуло по голове, тысячи искр посыпались из глаз, и все исчезло.
…Лосев очнулся от того, что ему лили на голову холодную воду. Он с трудом поднял отяжелевшую, как будто не свою голову.
Чуть светало. Уже можно было кое-что различить. Он увидал, что лежит возле рва и что над ним склонился мушкатер Огнев.
– Живы, ваше благородие, а я уж думал – убили, окаянные! – обрадованно сказал мушкатер.
Лосев, держась за Огнева, сел. Все плыло у него перед глазами. И почему-то он видел только одним левым глазом.
Ров, через который давеча они перепрыгивали, был заполнен фашинами. Кругом валялись трупы турок и русских. Воздух дрожал от пушечных и ружейных выстрелов, от криков «алла» и «ура». Где-то сверху призывно били барабаны.
– Где мы? Как штурм? – спросил, оглядываясь, Лосев.
– Маленько поспешили. Пришлось прыгать назад, через ров. А там подоспели с фашинами егеря и турок погнали, – рассказывал Огнев.
– Зыбин жив? Мы бежали с ним вместе, – спросил Лосев у Огнева, который зачем-то плевал в кулак:
– Жив еще. А вот ефрейтора нашего, Воронова, ранили в ногу.
Лосев силился открыть правый глаз, но не мог. Когда он моргал левым глазом, в правый кололо.
– Что у меня, глаз выбит? – упавшим голосом спросил Лосев.
– Нет, ваше благородие, глаз, должно, цел. В бровь маленько царапнула пуля. Сохрани Господи, чуть правее взяла б, ну, тогда конец! – сказал Огнев, осматривая глаз. – Вот залепим сейчас землицей со слюнями рану, она засохнет и заживет.
Огнев приложил к глазу подпоручика влажный комок земли. Лосев вытащил из кармана платок:
– Завяжи, братец!
Огнев перевязал раненому голову.
– Ну вот, теперь посидите, отдохните и помаленьку идите назад, а я побегу – у нас и так силы мало. Офицеров почти всех перебили, прямо страсть! Генерал Львов ранен, полковник Лобанов-Ростовский ранен.
– Кто же командует? – спросил Лосев.
– Полковник Золотухин, – ответил Огнев и, взяв ружье, побежал вдоль замолкнувшего бастиона.
Лосев остался сидеть. В голове у него звенело, перед единственным зрячим глазом плыли яркие круги.
Он нащупал флягу – цела. В ней было немного водки. Глотнул. Стало лучше. Взял чье-то ружье к с трудом поднялся. Пошатываясь, пошел вперед.
Навстречу ему тащились раненые. Придерживая обрубок левой руки, из которого хлестала кровь, шел мушкатер. Лосев узнал его, – это был апшеронец, тот рябоватый туляк.
– Ой, рученька моя, рученька! – приговаривал он.
Трое солдат, спотыкаясь, несли на плаще поручика-фанагорийца. Он был ранен в обе ноги.
– Я вам приказываю – оставьте меня здесь. Разве я не начальник ваш? Возвращайтесь назад, там вы нужнее!
– Сейчас, ваше благородие, только за палисад вынесем. Там из лезерву понесут дальше. А то как же своих раненых оставлять? – наставительно говорил старик егерь.
Поручик, увидав Лосева, приподнялся и лихорадочно-возбужденным голосом сказал:
– Торопитесь, подпоручик, – там командовать некому, всех офицеров выбили!
Лосев ничего не ответил. Он глотнул еще раз из фляги и уже совсем твердо пошел вперед.
IX
Суворов прилег у костра.
Он только что закончил последнее приготовление к штурму Измаила: объездил бивуаки своих войск – говорил с солдатами и офицерами. Вспоминал чудо-богатырям их славное прошлое: Туртукай, Козлуджи, Кинбурн, Фокшаны, Рымник.
Внушал им веру в победу.
Спать не хотелось, несмотря на то что за последнюю неделю приходилось отдыхать не более трех часов в сутки.
В первый же день как Суворов приехал из Бырлада к Измаилу и увидал эти грозные крепостные стены, окруженные валами, он решил тщательно подготовиться к штурму неприступной турецкой твердыни. По его приказу в пяти верстах от лагеря был насыпан – по измаильским размерам – четырехсаженный вал и вырыт такой же, как у турок, шестисаженный ров.
Конечно, Суворов не мог допустить, чтобы хоть одно ночное ученье прошло без него. Генерал-аншеф сам руководил им, вникая во все мелочи.
И во все ночи у Александра Васильевича почти не оставалось времени для отдыха.
А сегодня и вовсе было не до сна.
Эта ночь должна решить все.
Европейские враги России уже ликовали, надеясь на то, что русским не справиться с грозным Измаилом. Недаром же французские инженеры в течение десяти лет укрепляли его.
Английский флот только и ждал момента, чтобы появиться у черноморских берегов.
Русские должны во что бы то ни стало взять Измаил.
Победа России у Измаила заставит ее врагов хорошо призадуматься.
Суворов надеялся на неустрашимость русского человека, на своих чудо-богатырей, которые хорошо подготовлены к штурму.
Александр Васильевич лежал, глядя на огонь. Смотрел, как вестовой, казак Ванюшка, подбрасывает в костер охапку тростника, – другого топлива в придунайских степях не сыскать.
Суворов расположился с несколькими штаб-офицерами, адъютантами и ординарцами на пригорке, против северных стен крепости, в полуверсте от Измаила. Александр Васильевич выбрал этот пункт потому, что он был в середине всего полукольца русских войск, в центре штурмующих колонн.
