И здесь, в Негоештах, Суворов с первых своих шагов удивил весь отряд: поздоровавшись с войсками, он не стал делать никакого смотра, ни маршировки прусскими линиями, а запросто беседовал с солдатами – учил их не бояться врага, говорил, что негоештскому отряду надобно во что бы то ни стало разбить турок на том берегу, у Туртукая.
Астраханцы слушали с удивлением. Где это видано, чтобы генерал так просто говорил с солдатом как ровня. Это простая беседа была всем в диковинку.
Поговорив с войсками, Суворов разделил отряд пополам и заставил конницу – Астраханский карабинерный – идти в атаку на пехоту.
Первая сквозная атака прошла не очень благополучно: кони боялись идти на штыки, шарахались в сторону, несколько человек получили ушибы. Но когда Суворов повторил сквозную атаку раз и другой, дело пошло глаже.
С этого утра в негоештском отряде началась учеба по суздальскому образцу: никакой пустой шагистики, а только атака, только штурм. Суворов учил, чтобы солдат не делал ни шагу назад, учил наступать.
Суворов деятельно готовился к поиску.
На реке Аржис, которая протекала в версте от негоештского лагеря, Суворов нашел двадцать косных – узких и легких – лодок. Каждая лодка могла поднять тридцать человек. Нужно было починить, осмолить лодки, назначить к ним гребцов. Суворов выбрал из астраханцев тех солдат, которые жили близ рек и озер и умели грести. Отрядил людей заготовить шесты, багры, сделать сходни.
Работа кипела. Надо было все предусмотреть, ничего не упустить, за всем наблюсти самому.
На второй день Суворов с казачьим есаулом Сенюткиным съездил к Дунаю и осмотрел место для переправы.
Противоположный берег Дуная, занятый турками, был очень высок и крут. Он перерезывался оврагами, покрытыми кустарником и лесом. Из-за кустов виднелись пушки турецких батарей. Турки не спускали глаз с левого берега, и стоило показаться на нем пешему или конному, как они начинали стрелять из ружей, хотя Дунай в этих местах был больше трехсот сажен шириной.
Против Аржиса покачивалось на волнах турецкое судно. Его орудия держали под обстрелом все устье этого притока.
Суворов тогда же решил, что все лодки придется перевезти к Дунаю на волах – иначе турки не дадут им выйти из Аржиса. Возникла новая забота – подготовить подводы для перевозки лодок.
Но это были пустяки.
Главное препятствие заключалось в другом: для поиска все-таки не хватало пехоты. Суворов прикинул: под ружьем оставалось не более пятисот человек. С этой горстью людей надо было произвести амбаркацию
[34], переправиться через Дунай, высадить десант на крутой берег, с боем пройти овраги, промоины, штурмовать четыре батареи и три лагеря. Биться с врагом, которого в Туртукае, по донесениям лазутчиков, в пять раз больше, чем русских в отряде Суворова.
Суворов несколько раз писал Салтыкову в Букарест, просил прислать подкрепления. Но Ивашка почему-то молчал. Суворов слал гонца за гонцом. Он знал, что от удачного исхода поиска зависит все осуществление его заветных дум.
Румянцев доверил ему это дело, но, если поиск не удастся, Суворову не поручат больше никакой операции, где можно выявить себя. И будешь бесславно доживать век, как многие генерал-майоры. Прощай тогда все мечты, которые он лелеял с детства, – стать великим полководцем.
Потому Суворов не слал. Он всюду поспевал сам: смотрел за гребцами, проверял, сделаны ли шесты, багры; ночью водил астраханцев в атаки – приучал к ночному бою, собирал обывательские подводы для перевозки лодок и, наконец, сегодня устроил пробную амбаркацию – пехота довольно быстро садилась в лодки.
Суворов предполагал выступить из Негоешт к урочищу Ольтениц, которое лежало в трех верстах от Дуная, сегодня, в ночь с 7 на 8 мая. Но пришлось отложить еще на один день, – проклятый Ивашка не присылал подкрепления, и только сегодня к вечеру вернулся гонец: князь Мещерский с остальными тремя эскадронами карабинеров шел в Негоешти.
Это походило на насмешку. Конницы у Суворова и без того хватало, – да и той в поиске предстояло не много работы: впереди была река, с лошадьми трудно переправиться. И для штурма лагеря и батарей нужнее пехота, чем кавалерия. А Ивашка, как назло, чтобы сорвать поиск, не прислал ни одного пехотинца.
Суворов рвал и метал.
«Но погодите ж, я и так возьму Туртукай!» – думал он.
Он писал подробную диспозицию, чтобы не только офицеры – всякий солдат знал маневр начальников.
Первый пункт, о переправе, закончен. Все силы расставлены. Каждый имеет определенное место. Осталось написать диспозицию атаки и возвращения после разгрома Туртукая.
Суворов бросил перо, вскочил и зашагал по каменному полу монастырской кельи, потирая искусанную комарами шею.
Пройдя раз-другой из угла в угол, он подбежал к столу: нужное, сильное, отвечающее всему его поиску начало второго пункта диспозиции было найдено.
Суворов сел и написал:
«Атака будет ночью, с храбростию и фурией
[35] российских солдат».
IV
Уже начинало темнеть, когда весь отряд Суворова – пехота и конница, семь пушек и обывательские фуры, запряженные волами, на которых Суворов собирался незаметно для турок перевозить к Дунаю свои лодки, – подошел к невзрачным желтым мазанкам урочища Ольтениц, расположенного на горе. Одновременно с сухопутными войсками приплыли по Аржису до Ольтениц двадцать косных лодок.
Все были в сборе.
До Дуная оставалось четыре версты.
Суворов поставил войска в лощине у Ольтеница, а сам с казаками Сенюткина поехал поближе к реке.
Суворову не понравилось, что среди казаков он заметил пьяных. Он подозвал есаула Сенюткина и спросил у него:
– Что это, Захар Пахомович, у тебя сегодня казачки навеселе?
– Есть грех, ваше превосходительство, выпили малость ради Иванова дня, – смущенно почесал затылок есаул.
– Иванов-то в святцах, помилуй Бог, шестьдесят один в году! – сказал, иронически поглядывая на есаула, Суворов.
– Так-то оно так, да не извольте, Александр Васильевич, беспокоиться: ужо к делу все тверезы будуть!
– Гляди у меня!
Выехали из лесу. До реки оставалось версты две. Суворов велел казакам расположиться на опушке леса и выслать дозоры к Дунаю, а сам с ординарцем сержантом Горшковым лег чуть впереди их, на пригорке под одиноко стоящим дубком.
Ночь была сырая. Суворов завернулся в плащ и лежал, глядя в чистое, звездное небо. Он плохо и мало спал все эти ночи в Негоештах, но и сейчас не мог сразу уснуть.
В двух шагах, почти над самой его головой, кони, привязанные к дубку, щипали траву. Трава вкусно хрустела у них на зубах. Кони то и дело всхрапывали, звякали перекинутые через седло стремена.
