Скорости движения частиц на экране все возрастали и возрастали.
– Давайте запустим процесс на полную мощность! – воскликнул Эдмонд.
Молекулы на экране соединялись во все более сложные структуры по мере того, как протекали виртуальные столетия, тысячелетия и миллионы лет. События неслись вперед с нарастающей скоростью. Эдмонд торжествующе провозгласил:
– И что же в конце концов произойдет в нашей колбе?
Лэнгдон и Амбра возбужденно подались вперед.
И тут же лицо Эдмонда вытянулось в печальной гримасе.
– Абсолютно ничего, – сказал он. – Жизни не будет. Спонтанного зарождения не случится. Творение отменяется. Бессмысленная последовательность безжизненных химических реакций. – Он тяжело вздохнул. – Остается сделать очевидный вывод. – Он печально посмотрел в камеру. – Для сотворения жизни… необходим Бог.
Лэнгдон вздрогнул. Что он такое говорит?
Но на лице Эдмонда появилась легкая усмешка, и он продолжил:
– Или я упустил какой-то важный ингредиент в нашем вареве?
Глава 92
Амбра Видаль зачарованно смотрела на экран, представляя, как в этот момент миллионы людей по всему миру так же, как и она, не могут оторваться от захватывающей презентации Эдмонда.
– Так какой же ингредиент я упустил? – спросил он. – Почему первичный бульон отказывается порождать жизнь? Не знаю. А когда чего-то не знаешь, поступай так, как все умные люди: спроси кого-нибудь умнее себя.
На экране появилась женщина в очках: доктор Констанция Герхард, биохимик из Стэндфордского университета.
– Так как же нам создать жизнь?
Женщина-ученый рассмеялась и покачала головой:
– Никак. В том-то и беда. Когда дело касается процесса творения – перехода от мертвой материи к живому существу, – вся наша наука оказывается бессильной. Химия не знает механизмов, которые объяснили бы, как такое могло произойти. Более того, сам факт организации материи в клетку, в живой организм, противоречит закону увеличения энтропии.
– Энтропия, – повторяет Эдмонд, появляясь на живописном пляже. – Энтропия – это эвфемизм для более простого и понятного: все рушится. Или на научном языке: «любая упорядоченная система со временем распадается». – Он присел и быстро соорудил замок из песка. – Только что я упорядочил миллионы песчинок, придав им форму замка. А теперь посмотрим, как с ним поступит природа. – Через секунду набежала волна и смыла замок. – Вот так. Природа нашла мои организованные песчинки и дезорганизовала их – рассеяла по пляжу. Так работает закон возрастания энтропии. В природе песчаные замки никогда не возникают сами собой, сами собой они только исчезают.
Эдмонд щелкнул пальцами и оказался на стильно оборудованной кухне.
– Когда вы разогреваете кофе, – говорил он, доставая из микроволновки чашку, над которой вился пар, – вы направляете на него потоки энергии. Оставьте чашку на столе – и через час тепло рассеется, равномерно распределится по всему объему помещения. Как наши песчинки по пляжу. Опять энтропия. И этот процесс – необратим. Сколько бы мы ни ждали, Вселенная никогда не нагреет наш кофе. – Эдмонд улыбнулся. – И не вернет в скорлупу разбитое яйцо. И не восстановит разрушенный замок из песка.
Амбра вспомнила инсталляцию под названием «Энтропия» – ряд старых бетонных блоков, где каждый последующий раскрошен больше, чем предыдущий – один за другим, и в конце – груда щебня.
На экране вновь появилась доктор Герхард:
– Мы живем в мире, где энтропия постоянно увеличивается, – говорила она. – В мире, где материя рассеивается, а не упорядочивается. Возникает вопрос: как в таком мире неорганическая материя может самоорганизоваться в живой организм? Я человек не религиозный, но вынуждена признать: феномен жизни – единственная загадка природы, которая вынуждает меня всерьез воспринимать идею существования Создателя.
Появился Эдмонд и укоризненно покачал головой.
– Мне всегда неловко слышать, как умные люди произносят слово «Создатель». – Он поморщился. – Но что делать, они его произносят по одной причине: наука до сих пор не может объяснить происхождение жизни. Но поверьте, если нам необходимо упорядочивающее начало во Вселенной, то мы вполне можем его найти, и для этого нам не нужен Бог.
В руках у Эдмонда появился лист бумаги с рассыпанными по нему железными опилками. Снизу он поднес к листу большой магнит. В мгновение ока опилки выстроились по силовым линиям магнитного поля в красивые арки.
– Невидимая сила упорядочила опилки. Но разве это сделал Бог? Нет – электромагнитное поле.
Сменился кадр, и Эдмонд стоял теперь рядом с большим батутом, по ровной поверхности которого были разбросаны сотни стеклянных шариков.
– Неупорядоченный хаос, – сказал Эдмонд, – но если я сделаю вот так… – Он положил на батут тяжелый шар для боулинга и чуть подтолкнул. Шар прокатился до центра и замер, продавив эластичную поверхность. И тут же маленькие шарики скатились в образовавшуюся плавную воронку, собрались в ровное кольцо вокруг шара для боулинга.
– Невидимая рука Бога? – спросил Эдмонд. – И опять нет. На этот раз – сила гравитации.
На экране снова появилось лицо Эдмонда.
– Как видите, жизнь – не единственный пример порядка в природе. Мертвая материя вполне может сама выстраиваться в сложные структуры.
На экране замелькали примеры самоорганизации материи – вихревая воронка торнадо, снежинки, рябь на воде, кристаллы кварца и кольца Сатурна.
– Вселенная способна организовывать материю, и это вроде бы противоречит закону увеличения энтропии. – Эдмонд тяжело вздохнул. – Так к чему же стремится природа? К порядку? Или к хаосу?
Теперь Эдмонд шел по дорожке к Массачусетскому технологическому институту, знаменитому зданию с куполом.
– Большинство физиков считает, что природа предпочитает хаос. В мире царит энтропия, и Вселенная целенаправленно движется к беспорядку. Не очень оптимистические перспективы. – Эдмонд сделал паузу и улыбнулся. – Но сегодня мы встретимся с молодым физиком, который знает один секрет… Этот секрет поможет нам понять, как появилась жизнь.
* * *
Джереми Ингленд?
Лэнгдон вспомнил это имя. Молодой, тридцати с небольшим лет профессор МТИ, восходящая звезда Бостонской академии, наделавший много шума в новой области – квантовой биологии.
Так случилось, что Джереми Ингленд и Роберт Лэнгдон учились в старших классах в одной престижной школе – Академии Филлипса в Эксетере. И Лэнгдон впервые узнал о существовании Джереми, прочтя его статью в журнале выпускников Академии. Статья называлась «Диссипация как причина адаптивной организации». Лэнгдон не очень понял смысл, его заинтересовало другое – блестящий ученый был одновременно глубоко верующим ортодоксальным иудеем.
