Ко мне же он прислал приглашение к завтраку на сегодняшний день, туда к нему на дачу. По объяснению нашего Посланника
[309] и всех лиц, знающих здешние обстоятельства, все это не что иное, как хитрость, pour me prendre dans un guet-apens
[310] и свести меня с этой женщиной.
А именно там на даче король живет по-домашнему без всякого придворного этикета, и эта мадам официально играет роль хозяйки, так что не только что мне пришлось бы ей представляться, но я должен был бы вести ее за руку к столу и сидеть подле нее. Вот почему мы желали, чтоб король меня принял в городе во дворце.
В такую же ловушку раз нечаянно попал и был взят Принц Фридрих Нидерландский
[311], и был оттого в отчаянии. Мы долго рассуждали поэтому с нашим Посланником, как тут поступить, и решили тем, что я сказался больным. Унгерн-Штернберг говорит, что все очень хорошо поймут, что это значит, и будут крайне радоваться этому щелчку госпоже Даннер, которая всеми равно ненавидима и презираема.
Унгерн-Штернберг не изъемлет тут и самого короля, которому она крепко надоела, но он находится у нее под таким гнетом и в таком страхе, что не смеет пикнуть без нее. Ее же претензии растут каждым днем, и она просто добивается сделаться Королевой, и если бы мы поддались этой ловушке, это бы ей весьма помогло. Кроме этой неприятной истории, я был весьма доволен моим кратким пребыванием здесь.
Все, особенно королевская семья и датские моряки, меня принимали как старинного знакомого и приятеля. Было здесь два официальных обеда, у наследного Принца
[312] и у вдовствующей королевы. После полудни я возвращаюсь с берега на «Светлану», и мы тотчас же снимаемся с якоря для отправления в дальнейший путь. До сих пор я весьма доволен «Светланой». Она нисколько не течет покуда и ходит очень хорошо.
Без ветру она легко идет 10½ узлов, против сильного противного ветра, с весьма высоким, коротким и неправильным волнением она подвигалась по 6 узлов. Во весь переход мы постоянно имели противный ветр, и 17-го числа было очень свежо и неприятно. Как-то вы шли тогда на «Штандарте»? Боюсь, что вас крепко покачивало!
Не могу окончить письма, не обнявши Тебя, бесценный мой Саша, крепко-накрепко в мыслях. Никогда не забуду я во всю жизнь Твоего разговора в Петергофе 1-го Июля и прощания на «Штандарте». Твое расположение ко мне, которое Ты мне так ясно высказал, переполняет мою душу, и я не знаю, что было бы мне невозможно для Тебя, моего брата и моего Государя.
Самая большая награда для меня – доброе слово от Тебя, самая большая гордость – быть Твоим первым и самым верным подданным. Служа Тебе, ведь мы продолжаем службу нашему незабвенному Папа́.
Поздравляю от души с завтрашними именинницами и с наступающим 27-м Июля
[313]. От всего сердца обнимаю Тебя, Марию и милых детей.
Твой верный брат Константин.
№ 54. Константин Николаевич – Александру II
27 Июля/8 Августа 1859 года. Город Райд на Острове Вайт.
Наконец, любезнейший Саша, пишу я Тебе с острова Вайта, куда мы добрались, как я с самого начала предполагал, в 10 дней, то есть 4 дня до Копенгагена, 2 дня там и 4 дня сюда. Все время без малейшего исключения мы имели противный ветр, так что лишь весьма изредка могли ставить трисселя. Было просто уморительно, куда мы не повернем, так и ветер постоянно с нами ворочал, да все в лоб да в лоб.
«Светлана» вел себя очень хорошо и, когда ветер стихал, и не было зыби, он легко бежал по 10 узлов. Так мы шли весь последний день (25-го числа) Английским каналом. На Портсмутском рейде мы нашли нашу Средиземную эскадру Истомина
[314] и Английскую эскадру, состоящую из 5 кораблей и 5 великолепных фрегатов. Барон Бруннов
[315] тотчас к нам приехал, и мы с ним вместе съехали на берег и поместились в премиленьких маленьких квартирах в трактире на самом берегу моря.
Тут дожидалась нас большая толпа народа чрезвычайно учтиво, особенно дамы, которые чрезвычайно приветливо кланялись. Толпа даже раз прокричала «ура». Сегодняшнего дня начали мы купаться, и с тем вместе начал я и мои регулярные занятия и могу Тебя уверить, что времени не теряю. Между прочим, много занимаюсь я с Путятиным. Самое важное есть то, что ему удалось приобрести секрет Армстронговской пушки.
Чертежи ее и описание я при сем прилагаю. За сим в посылке артиллерийского офицера в его распоряжение надобности нет, а 30000 руб[лей] чер[вонцами], которые ты разрешил употребить для приобретения этого секрета, он, Путятин, полагает употребить для заказа таковой пушки. У нас железное производство не имеет еще достаточного развития, чтобы по одному чертежу произвести такую замысловатую штуку, как эту пушку.
Посему Путятин и просит разрешения употребить выше обещанную сумму на заказ этой пушки за границей. Он полагает обратиться для того в Америку и употребить для сего одного из состоящих при нем весьма дельных молодых офицеров. Он не полагает, чтоб это можно было исполнить в Англии, потому здесь считают это национальной тайной, и боясь общественного мнения, вряд ли какой-либо заводчик согласился бы принять этот заказ.
В Америке же никакого затруднения представиться не может. Я и с своей стороны осмеливаюсь присоединить мое ходатайство к этой просьбе Путятина. Мне кажется, что, раз решившись пожертвовать 30000 для одного приобретения секрета, Ты не откажешь в этой же сумме для самого заказа, который гораздо важнее.
