Через неделю после устройства – покрасив стены в белый цвет, сделав ширму из синей бумаги, повесив зеркала – «холостяк с третьего этажа»164 приступил к работе. Он очень скоро отказался от своих философских изысканий, возможно вздохнув при этом с облегчением. Впав в другую крайность, он задумал сюжет комической оперы, озаглавленной «Корсар». Она была основана на последних романтических веяниях того времени: поэме Байрона о пирате Конраде. Центральным ее местом должна была стать песня веселых пиратов, которые радуются вольной жизни в синем море. К сожалению, «Корсар» Бальзака столкнулся с непредвиденной трудностью: «Где же, черт возьми, мне найти композитора?»165
Решив, что потомкам понятнее будет произведение, написанное рифмованным александрийским стихом, он приступил к созданию трагедии в пяти актах под названием «Кромвель». Трудная задача, особенно для человека, который в то время страдал от ужасной зубной боли: «Обычно трагедия состоит из 2000 строк, то есть от 8 до 10 тысяч мыслей, не считая все другие мысли, необходимые для замысла, а еще общий план, действующие лица, декорации, обычаи того времени и т. д.»166 Возможно, торговец скобяным товаром был прав, увидев в Бальзаке прирожденного счетовода. Задача написать 2000 строк, удовлетворявших всем правилам французского стихосложения, особенно если учесть, что создатель – не поэт от природы, требовала определенного автоматизма, качества, необходимого, по мнению Бальзака, всем великим писателям. Бейль считал черепицы на крышах; Спиноза полировал линзы; Бальзак, позже, методично прочитывал все статьи в биографическом словаре Мишо167. Побочные преимущества «Кромвеля» менее очевидны.
Тема, которую избрал Бальзак (и, кстати, не один он) была в то время модной. Молодой Мериме собирался написать «Кромвеля» в прозе. Спустя пять лет выйдет высокопарный манифест романтизма Гюго, ставший предисловием к его собственному «Кромвелю». В 1819 г. Бальзак шел по стопам одного из своих любимых преподавателей, Вильмена, который только что издал научный труд «История Кромвеля». Вильмен иносказательно представлял современные ему события: его Кромвель был Наполеоном, а Карл I – Людовиком XVI. Бальзак с присущим ему оптимизмом надеялся, что его труд станет «требником для королей и народов»168.
Любой монарх, который воспользовался бы «Кромвелем» с такой целью, наверняка кончил бы плохо. Похоже, для Бальзака идеальная модель государства – благожелательная конституционная монархия; но основная мысль подтасована самими персонажами. Зажатые подо льдом классических условностей, они тем не менее мучительно пытаются (как и многие герои Бальзака) освободиться от тщательно проработанных замыслов автора. Карл умирает благородной жертвой лукавого Кромвеля, который, несмотря на все свое коварство, олицетворяет неотъемлемое право на свободу. В конце пьесы Кромвель «долго смакует кровь своей жертвы», а королева Генриетта благоразумно возвращается на свою родину – во Францию, выразив желание, чтобы «отвратительный Альбион» поглотило море.
Сейчас кажется, что «Кромвель» не выдерживает сравнения со зрелыми произведениями Бальзака, но пьесу до сих пор вполне можно читать, если не забывать о сопутствующих обстоятельствах. За несколько лет до бурного расцвета романтической драмы бальзаковский «Кромвель» демонстрирует все характерные симптомы: историческая тематика и кипение страстей среди надгробий Вестминстерского аббатства. Картонные персонажи типичны для французского классического театра, которому к тому времени исполнилось 200 лет и который, скованный «аристотелевыми» тремя единствами, выказывал все признаки старческого возраста. По той же причине несправедливо обвинять Бальзака, как это сделали многие, в краже отдельных строк у других драматургов. К тогдашней драматургии термин «плагиат» практически неприменим. Драма, как в наши дни поп-музыка, тогда по большей части состояла в перелицовке уже существующего. Со свойственной ему практичностью и даром мимикрии новичок Бальзак распознал этот жанр во всей его полноте. Совершенная оригинальность не считалась добродетелью, и не зазорно было заимствовать удачные чужие строки. К рукописи пьесы приложена записка «Заимствования для “Кромвеля”»169; в одном месте Бальзак сухо замечает на полях: «Этот стих я без зазрения совести утащил у Расина, который утащил его у Корнеля, который утащил его у Ротру, который, возможно, позаимствовал его еще у кого-нибудь»170.
С приближением зимы Бальзак начал тратить почти все свое недельное пособие на дрова, чтобы можно было работать всю ночь. При свече он бился над александрийскими стихами, запихивая свои мысли в двенадцатисложные строфы. Его согревали мечты: «Ничто, ничто, кроме любви и славы, не может заполнить огромного пространства в моем сердце». «Если я не гений, мне конец, – писал он Лоре. – Мне придется прожить жизнь посредственности, задушенной своими желаниями»… «Если в Вильпаризи случайно продается гениальность, купи мне столько, сколько сможешь… она мне отчаянно нужна!»171
Спустя полгода, весной 1820 г., «Кромвель» был окончен – все 1906 строк. Бальзак отвез свое творение в Вильпаризи и зачитал вслух родным и друзьям. Через два часа – если он прочел им всю пьесу – последовало смущенное молчание. Родные вынесли вердикт, дружно зевая.
Г-же Бальзак хотелось получить мнение специалиста по поводу того, что она считала своим капиталовложением. Оноре так усердно трудился, что результат должен обладать некоторой ценностью. Лора как раз собиралась выйти замуж за молодого инженера по имени Эжен Сюрвиль172. Сюрвиль попросил профессора Андрие, своего старого преподавателя из Политехнической школы, прочесть рукопись, которую для него переписала г-жа Бальзак. Через несколько дней Лора с матерью нанесли профессору визит. Совершив трогательный поступок, преступление из преданности, Лора выкрала лист бумаги, на котором Андрие делал свои пометки, и таким образом сохранила для потомства первое авторитетное мнение о творчестве Бальзака: «Автору следует заниматься всем, чем ему хочется, только не литературой»173.
После такого отзыва Бальзак, как язвительно замечает Лора, все же не повесился. Подобно своему отцу, он обладал замечательной способностью верить, что его первоначальный замысел был правильным. Когда Бернар Франсуа услышал о человеке, который предавался всем мыслимым порокам и все же дожил до 100 лет, он заключил: «Что ж, очевидно, он сильно сократил свою жизнь!»174 Оноре пришел к выводу, что он просто не создан для написания трагедий. Оказалось, что точно так же считал и ученый Андрие. Когда г-жа Бальзак вернула украденную записку, он сказал ей, что, при хорошем руководстве, ее сын вполне мог бы стать писателем, но только не драматургом175. Впоследствии еще несколько современников Бальзака выразят такое же мнение.
Два года спустя сам Бальзак признал, что «Кромвель» был «никудышным» и его даже нельзя назвать «эмбрионом»176. И все же, как ни тянет согласиться с мнением создателя, в каком-то смысле «Кромвель» стал чудом. Бальзак взялся за что-то настолько противоположное своему гению, что его стремление добиться успеха гораздо важнее самой пьесы. Читая «Кромвеля» и сравнивая его с поздним творчеством Бальзака, невольно вспоминаешь лосося, плывущего против течения на нерест. В 1820 г. всем, кроме самого автора, казалось, что рыба избрала не то направление.
