Собственные скромные способности комиссара заработали ему репутацию человека со сверхъестественным чутьем. В криминальной среде Парижа он был известен как «злой ангел»; говорили, что еще никто не вышел из его кабинета, случайно не признавшись в преступлении или не дав какой-нибудь важной ниточки, которая приводила к его осуждению. К сожалению, месье Анри был вынужден работать с командой бездельников и некомпетентных людей. Известны были случаи, когда его констебли сидели в ожидании вора-домушника в шкафу на протяжении семидесяти двух часов, в котором он их и запер на ключ, и чуть не умерли с голоду. Так что когда Видок предложил свои услуги в качестве ловца воров, а также предложил создать специальную бригаду сыскной полиции, состоящую из бывших осужденных, комиссар Анри, к завистливому негодованию своих кадровых офицеров, быстро организовал «бегство» Видока из тюрьмы Ла-Форс и отдал ему собственный кабинет с ежемесячным жалованьем сто франков и обещанием премий за каждый арест.
Видок платил за оказанную любезность тем, что выполнял распоряжения господина Анри с почти религиозной преданностью. Как ни странно, Видок умел быть мягким и податливым, как глина, и испытывал нежную привязанность к любому, кто завоевывал его уважение.
Комиссар проводил инструктаж своих офицеров, когда сильный запах заполнил комнату, вслед за которым появился заметно пьяный Видок, державший за воротник свою последнюю добычу. Увидев шеренгу полицейских, Рак стал корчиться от отвращения и изрыгать ругательства. Видок поклонился коллегам и торжественно произнес:
– Позвольте мне и моему прославленному спутнику пожелать вам Нового года!
Комиссар поглядел на этого человека с гордостью. Затем, обернувшись к полицейским, сухо сказал:
– Вот это я называю новогодним подарком! Хотел бы я, чтобы каждый из вас, господа, пришел с таким.
Рака увели в камеру, и с этого дня положение Видока как главы специального подразделения сыскной полиции выглядело неоспоримым.
2. Дело о желтых занавесках
Первый день нового, 1814 г., улица Пуассоньер
Благодаря Видоку в Париже теперь было центральное сыскное бюро вместо сорока восьми соревнующихся комиссаров, которые отказывались от погони, как только преступник заворачивал за угол улицы и покидал их квартал. Бывший уголовник не только заставил полицию работать более профессионально, но и придал некий грубый шарм подразделению, которое, как считалось раньше, занимается не очень чистой работой.
Для господина Анри Видок был просто самым результативным из всех двурушников, курсировавших между штаб-квартирой полиции и преступным миром. Для преступников он воплощал в себе нечто сверхъестественное, что лишало присутствия духа, нечто неуловимое со стальными кулаками. Его авторитет и сила зиждились на суеверии: окраины Парижа все еще наполовину растворялись в примыкающих к нему сельских районах, где оборотни и ведьмы были такой же частью повседневной жизни, как бешеные собаки и привратники. Однажды одна ничего не подозревающая дочка полицейского сказала ему, что великий Видок может превращаться в пук соломы.
– В пук соломы? Как?
– Да, месье. Однажды мой папа шел за ним, и, когда он уже собирался схватить его за воротник, он схватил только пук соломы. Это не просто слова, вся бригада видела солому; ее потом сожгли.
Однако в методах Видока не было ничего волшебного, и они заслуживают чисто рационального исследования. Во всяком случае, было бы трудно представить себе лучшего проводника по удаленным улицам Парижа, чем человека-ищейку, который вынюхивает их секреты с таким безжалостным удовольствием.
Из всех загадок, которые разгадал Видок – или лишил загадочности путем грубой силы, – немногие были такими разоблачающими, как дело о желтых занавесках.
Прошел почти год с тех пор, как был пойман в сети Рак, и месье Анри надеялся вручить министру еще один новогодний подарок. К сожалению, дело, которое лежало перед ним в тот сочельник, казалось слишком рискованным для Видока. Осужденный по имени Фоссар, специализировавшийся на изготовлении ключей по восковым оттискам и выпрыгивании из окон верхних этажей без вреда для себя, сбежал из тюрьмы Бисетр. (Бисетр, расположенный в двух милях от Парижа, был перевалочным пунктом для осужденных: оттуда, закованные в цепи, они отправлялись в плавучие тюрьмы Бреста, Рошфора и Тулона.) Очевидно, Фоссар был вооружен до зубов и поклялся убить любого полицейского, который попытается арестовать его.
Проблема состояла в том, что Фоссар знал Видока по тюрьме и, безусловно, узнал бы своего бывшего сокамерника. Поэтому месье Анри поручил эту работу кадровым офицерам, которые, должным образом отнесясь к словам «вооруженный до зубов», занялись бумажной работой и безобидным наведением справок, которые показали, что Фоссар действительно по-прежнему подделывает ключи и выпрыгивает из окон верхних этажей. Столкнувшись с малодушием и некомпетентностью, комиссар с неохотой отдал это дело Видоку и предоставил ему самые последние разведданные, которые имели форму подробного, но неубедительного отчета: «Упомянутый Фоссар находится в Париже. Он снимает комнату на улице, которая проходит между рынком и бульваром от улицы Комтесс-Дартуа до улицы Пуассоньер через улицы Монторгей и Пти-Карро. Неизвестно, на каком этаже он живет, но его окна можно узнать по желтым шелковым занавескам. В том же доме проживает швея-горбунья, которая дружит с любовницей Фоссара».
С такой скудной информацией на руках Видок отправился на поиски сбежавшего заключенного.
Четыре упомянутые улицы образовывали один извилистый отрезок дороги, которая извивалась и поворачивала так часто, что казалось, она вообще никуда не ведет. На самом деле она вела на север от центральных рынков, деля пополам бульвар и Большой канал, который опоясывал Париж. Главной ее частью была улица Пуассоньер, названная так потому, что по этому пути из портов Па-де-Кале свежая рыба попадала в столицу. В праздники эта дорога была даже еще оживленнее, чем обычно, и никто не обращал внимания на пожилого мужчину в треугольной шляпе с косицей на затылке и морщинами, нарисованными на лице. И никто не остановил его, чтобы спросить, почему он смотрит на окна и быстро пишет в небольшом блокноте.
Задание было обескураживающим. Занавески желтого цвета были популярны, а многие другие желтели от времени, и в северной части Парижа было достаточно швей, чтобы населить ими небольшой город. Допуская, что молодые люди представляют все население, медицинские сводки о новобранцах утверждали, что в Париже 6135 горбунов. Улицы Парижа имели совокупную длину четыреста двадцать пять километров, а «рыбный путь», на котором где-то скрывался Фоссар за желтыми занавесками, – девятьсот метров. Делая скидку на разную плотность населения в различных кварталах, получилось, что на указанных улицах проживают тринадцать горбунов.
Вымышленный сыщик, вероятно, расспросил бы местного галантерейщика, допросил бы информанта в качестве возможного источника копченой селедки или исследовал бы грязную улицу на предмет красноречивых следов женщины-горбуньи. Но так как это была реальная жизнь, в которой скучно-простое и невозможное, смешавшись, оставляли мало места для головоломок, Видок занес в список свыше ста пятидесяти пар желтых занавесок. Затем он с трудом поднимался и спускался по такому же количеству лестниц, стуча в двери. Результатом этого стал полезный список адресов «восхитительных» швей, но ни одной горбуньи и ни следа Фоссара.
