Теперь Бержье был заинтригован. Не было ничего невозможного в том, что кто-то, разум которого функционировал как неоткалиброванный циклотрон, мог наткнуться на какое-то интересное сочетание идей. Он вежливо спросил:
– Вы сами, месье… вы занимались исследованиями в этой области?
Алхимик улыбнулся, словно давнему воспоминанию:
– Вы просите меня изложить вам в сжатом виде историю философии за четыре тысячи лет и представить итоги работы всей моей жизни… И, – добавил он, видя, что Бержье сконфуженно пожал плечами, – даже если это было возможно, вы попросили бы меня перевести в слова те идеи, которые не передаются языком.
– Значит, – сказал Бержье, – если я правильно понимаю, мы говорим о философском камне…
– И получении золота?.. Это просто частные приложения, – сказал алхимик, махнув рукой. – Главное – не превращение металлов, а сам экспериментатор. – Он вперил взгляд в младшего из двоих ученых. – Я попросил бы вас подумать вот о чем: алхимики никогда не отделяли моральные и религиозные соображения от своих исследований, тогда как современные физики вроде вас – это дети восемнадцатого века, когда наука стала времяпрепровождением немногих аристократов и состоятельных вольнодумцев.
Беседа закончилась этой отрезвляющей проповедью. Алхимик, несомненно, понимал, что сказал достаточно и любая попытка объяснить, как он пришел к своим выводам, только поставит в тупик двоих ученых или настроит их совершенно скептически. Он проводил их до двери из лаборатории и предоставил им самим найти выход.
Когда они оглянулись на здание, ни в одном окне не горел свет, и больше никогда они не видели этого алхимика.
Никто, включая английских и американских шпионов, которые разыскивали Фулканелли после освобождения, никогда не смог объяснить, как парижскому алхимику с научным интересом к готической архитектуре, работавшему в газовой компании, удалось дойти до довольно точного понимания ядерной физики так рано. Только в августе следующего года Альберт Эйнштейн напишет свое знаменитое письмо президенту Рузвельту с предупреждением о том, что создание бомбы разрушительной силы стало осуществимым «благодаря работе Жолио-Кюри во Франции, а также Ферми и Сциларда в Америке».
В 1937 г. еще одним человеком, который предупреждал об опасности ядерных исследований, был алхимик-самоучка Фредерик Содди, выступавший на публичных лекциях о возможном развитии в будущем невообразимо мощных видов оружия. Фулканелли не хватало ресурсов и знаний профессора Содди, но у него было преимущество – опыт алхимика длиной в жизнь. Из своих собственных опытов и наблюдений он понял процесс «выброса», роль той субстанции, которую средневековые алхимики называли тяжелой водой, и различие между «влажным» и «сухим» способами, на что ушли не годы, а дни. В отличие от профессора Содди он знал, что тайны алхимии нельзя рассказать словами точно так же, как математические уравнения нельзя перевести в романтическую прозу.
В полном суеверий прошлом было описано так много неясных и символических катастроф – эпидемии чумы, массовые убийства и разрушительные пожары, – что было непросто соотнести экспериментальные данные с очевидными историческими документами. Понадобилось время, чтобы увидеть, что некоторые из самых загадочных аллегорий – это те, в которых проявлялась буквальная правда. На западном фасаде собора Парижской Богоматери в течение семи веков существуют резные изображения, на которых тысячи людей могли (и все еще могут) увидеть это своими глазами, однако пока угроза снова не стала реальностью, они были просто еще одной исторической редкостью, которая служила фоном для бесчисленных фотоснимков туристов.
Несмотря на растущую пропасть между богатыми и бедными, живущими в специально построенных пригородах, большая часть населения Парижа по-прежнему занимала свое место в вертикали, определяемой богатством. Швея, поэт, управляющий в банке, гадалка и физик-атомщик могли каждый день ходить по одной и той же ковровой дорожке на лестнице и даже иногда обмениваться парой слов на тему плохой погоды, голубей во дворе или недавнего необъяснимого шума в водопроводе. Жилые дома в Париже представляли собой гигантский университет всех профессий и дисциплин. Удивительные встречи, вроде встречи двух наук, разделенных тысячами лет, не были редки, и нет ничего необычного в том, что о ней никогда раньше не упоминалось ни в одной истории Парижа.
Бержье и Эльброннер могли принять или не принять во внимание слова алхимика об аморальности современной науки, но они, безусловно, размышляли над его техническими намеками. Записи, которые эти двое ученых подали на рассмотрение Академии наук в запечатанных конвертах в 1940 г., были прочитаны в 1948 г.; оказалось, что в них содержатся расчеты самоподдерживающихся цепных реакций дейтерия и урана-238. Эти записи, как утверждают некоторые, не показывают, что лаборатория на улице Сен-Жорж находилась на пороге создания первой в мире водородной бомбы, но демонстрируют поразительно высокий уровень развития ядерных исследований во Франции.
Это делает действия Фулканелли еще более загадочными. Он предупреждал о губительных силах, которые вскоре обрушатся на мир, и все же, описывая то, что на самом деле было ядерным реактором, он указал Бержье и Эльброннеру кратчайший путь к расщеплению атома.
Парижская мирная конференция показала, что мораль исчерпала себя в международной политике. Теперь было трудно представить себе, что химик, который когда-то продемонстрировал Людовику XV «неугасимый огонь», способный уничтожить город, получил плату из королевской казны за то, чтобы он уничтожил все следы своего ужасного изобретения, или что инженер, который однажды подарил Людовику XVI заводной пулемет, способный перестрелять целый полк солдат, был с гневом изгнан как «враг человечества».
Агенты ОСС, появившиеся в Европе вслед за армиями союзников, рыскали по континенту, как искатели выгодных сделок. Официально они искали пропавших американских солдат. Их настоящая цель состояла в том, чтобы найти ученых-ядерщиков и помешать каким бы то ни было способным к ядерному делению веществам, произведенным нацистами, попасть в руки Советов. Некоторые агенты отправлялись в города Германии, которые должны были попасть под юрисдикцию Франции. Другие искали Фулканелли и одного из бывших коллег Эльброннера – индийца по имени Эрик Эдвард Датт, который время от времени занимался алхимией и ускорителями частиц. Но Фулканелли бесследно исчез, а Датт был расстрелян представителями французской контрразведки в Северной Африке.
В Париже центром операции были Коллеж де Франс и лаборатория Фредерика Жолио-Кюри. Зять Кюри был известным ярым коммунистом. Он бросал зажигательные бомбы в немецкие танки во время сражения за освобождение Парижа. Полагали, что во время войны он получил несколько тонн урана; внушало некоторое удивление и тревогу то, что французские ученые, работающие в таких примитивных условиях, добились такого впечатляющего прогресса. В недавно рассекреченном докладе «О ядерных экспериментах во Франции»
Жолио-Кюри упомянут как возможная угроза безопасности:
«Надежный источник сообщает о том, что ходят слухи, будто у французских ученых есть формула и технологии, имеющие отношение к ядерным взрывчатым веществам, и они хотят продать эту информацию. Они якобы не хотят продавать ее союзникам или своему собственному правительству по политическим соображениям… Полагают, что они стремятся продать свое открытие одному из менее крупных государств».
