Хоть этот рассказ и не был полностью убедительным, он, по крайней мере, представил его в лучшем свете. На газеты это не произвело впечатления. Никто не ждал, что политики будут подчиняться закону, но они должны были сохранять определенное достоинство и выдержку. Один из наименее оскорбительных заголовков появился в газете «Орор»: «Подумать только, этот болван был министром внутренних дел!»
Судья Брауншвейг постарался выкрутиться из неприятной ситуации. Виновный должен был быть как-то наказан, но без ущерба репутации Французской Республики на международной арене. Мир должен знать, что Париж – это не Шанхай и не Касабланка. Песке и его друг были обвинены в незаконном хранении оружия, тогда как Миттеран, который потратил время комиссара Кло на бессмысленное расследование, был обвинен в неуважении к суду. Это были сравнительно незначительные обвинения, которые в любом случае, вероятно, будут отменены.
Неожиданно сенат проголосовал за лишение Миттерана сенаторской неприкосновенности, но к этому времени дело уже оказалось в бесконечном путаном царстве юридического судопроизводства, обветшавшие дела которого периодически уносят волны безразличия и тайных переговоров. Биографы и историки, отправившиеся на поиски неузнаваемых крупиц правды, видели, как из тумана появились различные скользкие личности – премьер-министр Дебре, которого обвиняли в отдаче приказа о незаконной казни в Алжире; адвокат Песке Тиксье-Виньянкур, который защищал террористов правого крыла и выдвигал свою кандидатуру на пост президента, и полный оптимизма руководитель избирательной кампании Тиксье-Виньянкура Жан-Мари Ле Пен. Эти люди были одними из тех, кого Миттеран подозревал в заговоре, нацеленном на разрушение его карьеры.
Ни один из них не признался в том, что был как-то замешан в этом деле.
Сам Песке был вынужден уехать из страны и с тех пор придумал так много версий этого инцидента, что даже если он теперь сделал бы честное признание, это было бы бесполезно. В письме, опубликованном в газете «Монд» в 1965 г., он неожиданно оказал поддержку Миттерану на президентских выборах признанием в том, что Миттеран организовал инсценировку покушения с добрыми намерениями. Однако позднее он отрекся от этого утверждения, заявив, что друзья Миттерана заплатили ему сорок тысяч франков за то, чтобы он написал это письмо. Само отречение принесло ему еще несколько франков, когда он опубликовал его в книге под названием «Мое реальное и инсценированное покушение на Миттерана: вся правда».
«Дело Обсерватории» дошло до своего практического завершения в ту зиму, когда комиссаром Кло была организована, по-видимому, ненужная реконструкция событий. «Пежо-403» сенатора Миттерана был отвезен на тихую улочку в Венсенском лесу, изрешечен пулями и разбит о дерево. Изначальная стрельба оставила его сравнительно целым. После «реконструкции» осталась лишь искореженная развалина без окон.
Теперь у Лиса начался период, который стал известен как «преодоление пустыни». Сначала поддержавший обвинение Миттерана президент де Голль передумал и решил, что об этом инциденте больше никогда не следует упоминать, а его собственная партия никогда не будет пытаться извлечь из нее для себя выгоду. Некоторые говорили, что он пытается защитить премьер-министра Мишеля Дебре от любых постыдных откровений, которые Миттеран может сделать, рассказывая о его роли в убийстве генерала в Алжире. Другие люди, близкие к де Голлю, говорили, что он хотел поддержать честь президентской должности, потому что – каким бы невероятным это ни казалось в то время – Миттеран мог однажды стать президентом. Разумеется, де Голль прекрасно знал, что Миттерану никогда не дадут забыть об этой истории. На протяжении многих лет после нее, хотя депутаты Национального собрания и обходили эту тему учтивым молчанием, было просто удивительно, как часто слово «Обсерватория» неожиданно возникало в их речах.
Пти-Кламар (эпилог)
Вечер в среду в конце августа 1962 г.: это было время года, когда легко можно было найти парковочное место, такси или пустую телефонную будку. Кафе были заполнены штабелями стульев и забаррикадированы автоматами для игры в пинбол. Уличное движение было таким слабым, что до обелиска в центре площади Согласия можно было добраться пешком. На улице Фобур-Сент-Оноре обычная группа полицейских в белых перчатках стояла вокруг подъезда с колоннами дома номер 55, давая возможность туристам узнать в нем Елисейский дворец – официальную резиденцию президента Французской Республики.
Человек с мотоциклетным шлемом в руке, изучавший витрину магазина русского антиквариата на другой стороне улицы, посмотрел сквозь железные ворота и увидел, как генерал де Голль спускается по ступеням дворца. (Это был сам генерал, а не человек, который иногда изображал его.) Он увидел, как де Голль помогает своей жене сесть в черный «Ситроен-DS», прежде чем сесть рядом с ней на заднее сиденье. Офицер, который сел рядом с водителем, был зятем де Голля Аленом де Буассье. Позади них в другом «ситроене» находились четыре «головореза» или «суперполицейских». Их имена тоже были известны человеку, который наблюдал за всем этим с улицы.
Заседание Совета министров только что закончилось. Оно было посвящено алжирскому вопросу. В июне референдум одобрил Эвианские соглашения, и Алжир стал независимым государством, но некоторые родившиеся в Алжире французы пришли в ярость от предательства де Голлем «черноногих» и поклялись продолжать борьбу. Прошла волна ограблений банков со следами участия в них отряда специального назначения правого крыла – Организации тайной армии (ОАС). В Париже тайным агентом полиции, изображавшим мойщика здания, был арестован высокопоставленный член ОАС Андре Каналь – Монокль; он имел при себе письмо, в котором казначея ОАС просили предоставить сумму в миллион франков; очевидно, планировалась большая операция.
Столкнувшись с этой армией озлобленных патриотов и наемников, правительство пыталось предложить убедительный пакет антитеррористических мер и решить, что делать с тысячами недовольных беженцев, которые хлынули потоком в Марсель. Заседание закончилось только тогда, когда стеклянные глаза и бурчащие животы заседавших сделали дальнейшее обсуждение бессмысленным. Несколько министров сразу же поспешили уехать в отпуск до следующего экстренного случая. Несмотря на поздний час, президента, его жену и зятя должны были отвезти на аэродром в Виллакубле, расположенный в шестнадцати километрах к юго-западу. Оттуда они должны были полететь домой в свое имение Коломбо-ле-Дёз-Эглиз.
Были приняты обычные меры предосторожности, то есть не так много, как офицеры безопасности из охраны де Голля хотели бы. Прослуживший дольше всех полицейский комиссар, приставленный к Елисейскому дворцу, Жак Кантелоб недавно подал прошение об отставке в знак протеста против того, что де Голль оставил французскую колонию. Были опасения, что слишком много людей знают маршруты, по которым обычно едет президентский кортеж. Иногда де Голлю удавалось выскользнуть из дворца вместе с шофером, и он ехал по городу с президентским флажком, развевающимся на ветру, являясь удобной мишенью для любого сумасшедшего с винтовкой. Даже когда он был в настроении сотрудничать со службой безопасности, то принимал только самые легкие меры защиты: двое мотоциклистов впереди, еще один «Ситроен-DS» сзади и двое полицейских на мотоциклах сзади. Именно такой небольшой эскорт прохрустел колесами по гравию и плавно выехал на улицу Фобур-Сент-Оноре в тот вечер в среду в 19.55.
