– Мои извинения, декан. Поезд задержался в Венеции.
– Как здоровье?
– Неплохо… хотя в наши годы никто по-настоящему не бывает здоров.
– Нам вас не хватало, Гоффредо.
– Не сомневаюсь, – рассмеялся Тедеско. – Увы, ничего не мог с этим поделать. Но мои друзья хорошо информировали меня о происходящем. Еще встретимся, декан. – И обратился к швейцарскому гвардейцу: – Нет-нет, мой дорогой, дайте это мне.
Так, до конца играя человека из народа, он настоял на том, что самостоятельно понесет в дом свой чемодан.
3. Откровения
Без четверти шесть архиепископа-эмерита Киева Вадима Яценко закатили вверх по склону в коляске. О’Мэлли театрально поставил последнюю галочку в бумагах на клипборде и объявил, что все сто семнадцать кардиналов безопасно добрались до места.
Ломели с облегчением кивнул и закрыл глаза. Семь чиновников конклава немедленно сделали то же самое.
– Отец Небесный, – сказал он, – Творец неба и земли, Ты избрал нас Своим народом. Помоги нам придать Твою славу всему, что мы делаем. Благослови этот конклав, направь нас по пути мудрости, сплоти нас, слуг Твоих, помоги нам встречать друг друга в любви и радости. Мы восхваляем имя Твое ныне и вовеки. Аминь.
– Аминь.
Он повернулся к Каза Санта-Марта. Теперь, когда все ставни были закрыты, с верхних этажей не проникало ни луча света. Погруженный в темноту дом превратился в бункер. Освещен был только вход. За толстым пуленепробиваемым стеклом в желтоватом сиянии безмолвно двигались священники и охранники, словно в аквариуме.
Ломели уже почти подошел к двери, когда кто-то прикоснулся к его руке.
– Ваше высокопреосвященство, – сказал Дзанетти, – вы не забыли: архиепископ Возняк ждет вас?
– Ах да – Януш! Забыл. Но времени в обрез.
– Он знает, что до шести должен покинуть вас, ваше высокопреосвященство.
– Где он?
– Я попросил его посидеть в комнате ожидания внизу.
Ломели кивнул на салютовавшего у дверей швейцарского гвардейца и последовал за Дзанетти в теплый холл, на ходу расстегивая пальто. После здоровой уличной прохлады здесь стояла некомфортная духота. Между мраморными колоннами виднелись группки беседующих кардиналов. Он, проходя, улыбался им. Кто они такие? Память подводила его. В бытность папским нунцием он помнил имена всех своих коллег-дипломатов, их жен и даже детей. Теперь же каждый разговор грозил обернуться неловкостью.
У дверей комнаты ожидания напротив капеллы Ломели отдал Дзанетти пальто и шарф:
– Будьте добры, отнесите это ко мне в комнату.
– Вы не хотите, чтобы я поприсутствовал?
– Нет, я разберусь. – Он взялся за ручку двери. – Напомните мне, когда вечерня?
– В шесть тридцать, ваше высокопреосвященство.
Ломели открыл дверь. Архиепископ Возняк стоял спиной к нему в дальнем конце помещения. Он, казалось, смотрел на голую стену. Внутри витал слабый, но легко узнаваемый запах алкоголя. И опять Ломели пришлось подавить раздражение. Как будто у него без этого мало забот!
– Януш? – подошел он к Возняку, собираясь обнять, но, к его тревоге, префект Папского дома упал на колени и осенил себя крестом.
– Ваше высокопреосвященство, именем Отца, Сына и Святого Духа. Моя последняя исповедь была четыре недели назад.
Ломели вытянул руку:
– Януш, Януш, простите меня, но у меня просто нет времени, чтобы выслушать вашу исповедь. Двери закроют через несколько минут, и вам придется уйти. Сядьте, пожалуйста, и быстро расскажите мне, что вас беспокоит.
Он подхватил архиепископа под руку, подвел к стулу и посадил. Сам сел рядом, одобрительно улыбнулся и похлопал Возняка по коленке:
– Слушаю.
Пухлое лицо Возняка было мокрым от пота. Ломели сидел так близко от него, что видел пылинки на стеклах очков архиепископа.
– Ваше высокопреосвященство, мне нужно было прийти к вам раньше. Но я обещал, что буду молчать, – сказал префект.
– Я понимаю. Не волнуйтесь.
Возняк, казалось, потел водкой. Кто это плел небылицы о том, что она не дает запаха? Возняк просто весь пропах ею. Руки у него тряслись.
– Итак, вы обещали ничего не говорить… кому вы дали это обещание?
– Кардиналу Трамбле.
– Понимаю.
Ломели чуть подался назад. Он целую жизнь выслушивал чужие тайны, и у него уже выработался инстинкт на такие признания. Вульгарные священники полагали, что лучше узнать всё, его же опыт говорил, что лучше знать минимум возможного.
– Прежде чем вы начнете, Януш, я прошу вас спросить у Господа, правильно ли будет нарушить обещание, которое вы дали кардиналу Трамбле.
– Я много раз спрашивал Его, ваше высокопреосвященство, и именно поэтому я здесь. – Губы Возняка дрожали. – Если для вас это затруднительно, то я…
– Нет-нет, конечно. Только, пожалуйста, называйте факты. У нас совсем нет времени.
– Хорошо. – Поляк сделал глубокий вдох. – Вы помните, что в день смерти его святейшества последний, с кем у него состоялась официальная встреча в четыре часа, был кардинал Трамбле.
– Помню.
– Так вот, во время той встречи его святейшество освободил кардинала Трамбле от всех церковных служебных обязанностей.
– Что?
– Папа отправил его в отставку.
– За что?
– За грубое нарушение этики.
Ломели лишился дара речи.
– Послушайте, архиепископ, вы могли бы выбрать для этого более удобное время и рассказать мне все раньше?
Возняк уронил голову:
– Я знаю, ваше высокопреосвященство. Простите меня.
– Ведь вы могли сказать мне об этом в любое время за последние три недели!
– Я не виню вас за то, что вы сердитесь, ваше высокопреосвященство. Но до меня только в последние дни дошли слухи о кардинале Трамбле.
– Какие слухи?
– О том, что он может быть избран папой.
Ломели выдержал достаточно длительную паузу, чтобы передать свое неудовольствие такой откровенностью.
– И вы считаете своим долгом предотвратить это?
– Я больше не знаю, в чем состоит мой долг. Я много молился, чтобы Господь наставил меня, и в конечном счете мне показалось, что вы должны знать факты, а потом уже решать, сообщать о них остальным кардиналам или нет.
– Но в чем факты, Януш? Вы не сообщили мне никаких фактов. Вы присутствовали при встрече папы и Трамбле?
– Нет, ваше высокопреосвященство. Его святейшество сказал мне об этом позднее, когда мы вместе ужинали.
