– Он вам сказал, почему отправил в отставку кардинала Трамбле?
– Нет. Сказал, что причины вскоре станут ясны. Но он был очень взволнован… очень рассержен.
Ломели разглядывал Возняка. Не лжет ли он? Нет. Возняк был простой душой, его вывезли из городка в Польше, и он стал компаньоном Иоанна Павла II в его последние годы. Ломели не сомневался: Возняк говорит правду.
– Кто-нибудь еще знает об этом, кроме вас и кардинала Трамбле?
– Монсеньор Моралес – он присутствовал на встрече его святейшества и кардинала Трамбле.
Ломели знал Гектора Моралеса, хотя и немного. Моралес служил одним из частных секретарей папы. Уругваец.
– Послушайте, Януш, – сказал Ломели, – вы абсолютно уверены, что не ошибаетесь? Я вижу, что вы не в себе. Почему монсеньор Моралес ни словом об этом не обмолвился? Он был вместе с нами в ночь смерти его святейшества. Он мог бы высказаться на этот счет. Или сообщить кому-нибудь из других секретарей.
– Ваше высокопреосвященство, вы сказали, что вам нужны факты. Вот вам факты. Я тысячу раз обдумывал все это. Я обнаружил, что его святейшество мертв. Я вызвал доктора. Доктор вызвал кардинала Трамбле. Как вы знаете, таковы правила: «Камерленго – первый из членов курии, который должен быть официально оповещен в случае смерти папы». Кардинал Трамбле прибыл и взял бразды правления в свои руки. Естественно, я не имел никаких прав возражать, а к тому же я был потрясен. Но по прошествии часа он отвел меня в сторону и спросил, не был ли его святейшество особенно озабочен чем-то во время нашего ужина. Вот тогда я должен был сказать что-то. Но меня обуял страх, ваше высокопреосвященство. Предполагалось, что я ничего такого не должен знать. Поэтому я ответил, что папа был взволнован, но не вдавался ни в какие детали. Потом я увидел, что кардинал шепчется о чем-то с монсеньором Моралесом. Я предположил, что он убеждает секретаря ничего не говорить о той встрече с его святейшеством.
– С чего вы это решили?
– Я позднее пытался поговорить с монсеньором о том, что мне сообщил папа, но у него на этот счет было твердое мнение. Он сказал, что никакой отставки не случилось, а его святейшество в последние недели был не в себе и ради блага Церкви я не должен больше поднимать этот вопрос. Вот я и не поднимал. Но это неправильно, ваше высокопреосвященство. Господь говорит мне, что это неправильно.
– Да, – согласился Ломели, – неправильно.
Он пытался понять, какие у этого могут быть последствия. Не исключено, что вообще никаких. Возняк переутомился. Но с другой стороны, если они изберут Трамбле папой, а потом все обнаружится и начнется скандал, то последствия для Церкви могут быть катастрофическими.
Вдруг раздался громкий стук.
– Не сейчас! – крикнул Ломели.
Дверь распахнулась. В комнату ввалился О’Мэлли. Вся его немалая масса опиралась на правую ногу, как у конькобежца, а левая рука вцепилась в дверную раму.
– Ваше высокопреосвященство, архиепископ, извините, что прерываю, но ваше присутствие требуется самым срочным образом.
– Господи боже, что еще случилось?
О’Мэлли скосил взгляд на Возняка.
– Извините, ваше высокопреосвященство, я бы предпочел не говорить. Не могли бы вы прийти немедленно?
Он отошел от двери и показал рукой в направлении холла.
Ломели неохотно поднялся на ноги.
– Вы должны предоставить решение мне, – сказал он Возняку. – Но вы поступили правильно.
– Спасибо. Я знал, что всегда могу прийти к вам. Вы благословите меня, ваше высокопреосвященство?
Ломели возложил руку на голову архиепископа.
– Ступайте с миром и любовью и служите Господу. – В дверях он повернулся. – И может быть, вы с вашей добротой вспомните меня сегодня вечером в своей молитве. Боюсь, мне может потребоваться большее Божественное покровительство, чем вам.
За несколько последних минут холл оказался переполнен. Кардиналы начали выходить из своих комнат – собирались на мессу в часовне. Тедеско разглагольствовал перед группой внизу лестницы – Ломели видел его краем глаза, направляясь с О’Мэлли к месту регистрации. У длинной полированной деревянной стойки дежурил швейцарский гвардеец, прижимая к себе шлем. С ним находились два агента службы безопасности и архиепископ Мандорфф. В том, как они смотрели перед собой и молчали, было что-то зловещее, и Ломели вдруг с абсолютной уверенностью решил, что кто-то из кардиналов умер.
– Извините за таинственность, ваше высокопреосвященство, – сказал О’Мэлли, – но я подумал, что не могу говорить об этом в присутствии архиепископа.
– Я уже наверняка знаю, о чем пойдет речь: вы собираетесь сказать мне, что мы потеряли одного из кардиналов?
– Напротив, декан, у нас, судя по всему, появился лишний. – Ирландец издал нервный смешок.
– Вы так хотели пошутить?
– Нет, ваше высокопреосвященство, – заговорил О’Мэлли серьезным голосом. – Я имею в виду в буквальном смысле: только что объявился еще один кардинал.
– Как такое возможно? Мы кого-то не включили в список?
– Нет, его имени никогда и не было в списке. Он говорит, что он был возведен в кардинальский сан in pectore
[30].
Ломели чувствовал себя так, будто ударился лбом о невидимую стену. Он резко остановился посреди холла.
– Это наверняка какой-то самозванец.
– Я тоже так решил, ваше высокопреосвященство. Но с ним говорил архиепископ Мандорфф, и он так не считает.
Ломели поспешил к Мандорффу:
– Что это еще за новости?
За стойкой регистрации две монахини стучали по клавиатуре компьютеров, делая вид, что не слушают.
– Его зовут Винсент Бенитез, ваше высокопреосвященство. Он архиепископ Багдада.
– Багдада? Я не знал, что у нас там есть архиепископ. Он иракец?
– Вряд ли. Он филиппинец. Его святейшество назначил его в прошлом году.
– Да, кажется, я что-то такое вспоминаю.
Перед мысленным взором Ломели возникла фотография в газете. Католический прелат на фоне разрушенной церкви. И его в самом деле возвели в кардинальский сан?
– Вы ведь в первую очередь должны быть осведомлены об этом, – сказал Мандорфф.
– Но я не осведомлен. У вас удивленный вид.
– Я предполагал, что если его возвели в кардинальский сан, то его святейшество должен был известить декана Коллегии кардиналов.
