Он открыл окно, попробовал распахнуть и ставни, забыв, что они заколочены, как и все остальные в этом доме. Все телевизоры и радиоприемники были вынесены. Кардиналы, как предполагалось, должны быть полностью удалены от мира до конца выборов, чтобы никто не мог подвергнуться влиянию новостей. Ломели подумал, какой бы вид ему открылся, если бы не ставни. Собор Святого Петра или город? Он уже потерял ориентацию.
Проверив кладовку, он удовлетворенно отметил, что расторопный капеллан отец Дзанетти уже принес сюда из апартаментов его чемодан и даже распаковал. Священнические одеяния висели на вешалке. Красная биретта
[20] лежала на верхней полке, белье – в ящике. Он счел число носков и улыбнулся. Хватит на неделю. Дзанетти был пессимистом. В крохотной ванночке лежали зубная щетка, бритва и кисточка для бритья, а рядом – упаковка таблеток от бессонницы. На столе – его требник и Библия, переплетенная копия Universi Dominici Gregis
[21], правила избрания нового папы и более толстая папка, подготовленная О’Мэлли: сведения обо всех кардиналах, имеющих право голоса, вместе с их фотографиями. Рядом была кожаная папка с черновиком краткой проповеди, которую Ломели должен произнести на следующий день, когда под телевизионными камерами будет служить мессу в соборе Святого Петра. От одного только взгляда на эту папку его желудок завернулся узлом, и пришлось поспешить в ванную. После чего он сел на край кровати, наклонив голову.
Он попытался объяснить себе, что его впечатления неадекватности были просто доказательством надлежащего смирения. Он был кардиналом-епископом Остии. Перед этим – кардиналом-пресвитером Сан-Марчелло аль Корсо в Риме. А до того – титулярным архиепископом в Аквилее. И на всех этих постах, какими бы номинальными они ни были, он действовал весьма активно – читал проповеди, служил мессу и выслушивал исповеди. Но можно быть одним из выдающихся деятелей Католической церкви и в то же время не иметь элементарных навыков, которыми владеет каждый сельский священник. Если бы только у него был опыт службы в обычном приходе хотя бы на протяжении года или двух! Но вместо этого сразу же с момента посвящения в сан его карьера сложилась совсем иначе: сначала он был преподавателем канонического права, потом дипломатом и, наконец, недолгое время государственным секретарем, а это, казалось, лишь уводило его от Бога, а не вело к Нему. Чем выше он поднимался, тем больше удалялись от него Небеса. А теперь именно ему из всех недостойных существ выпало направить коллег-кардиналов на путь избрания того, кому будут принадлежать ключи святого Петра.
Servus fidelis. «Верный слуга». Эти слова были начертаны на его гербе. Рутинный девиз человека рутины.
«Управляющего…»
Он прошел в ванную и набрал стакан воды.
«Ну что же, – подумал. – Управляй».
Двери Каза Санта-Марта по расписанию должны закрыться в шесть. После этого вход будет запрещен для всех.
«Приходите пораньше, ваши высокопреосвященства, – советовал Ломели кардиналам на последнем собрании, – и, пожалуйста, помните, что, войдя, вы обрываете все связи с внешним миром. Все мобильные телефоны и ноутбуки должны быть сданы на стойке регистрации. Вам придется пройти через сканер, чтобы убедиться, что вы ничего не забыли. Регистрация значительно ускорится, если вы сдадите все, подпадающее под запрет, на стойке».
Без пяти три он в зимнем пальто поверх черной сутаны стоял перед входом. Вместе с ним были все те же служители: секретарь Коллегии кардиналов монсеньор О’Мэлли, обер-церемониймейстер папских литургических церемоний архиепископ Мандорфф и его четыре помощника – два церемониймейстера, монсеньор и священник, а еще два брата ордена святого Августина, прикрепленные к папской ризнице. Ломели также было разрешено пользоваться услугами капеллана, молодого отца Дзанетти. Здесь же присутствовали и два врача на случай, если кому-то понадобится медицинская помощь. Таково было общее число персонала, обслуживающего выборы самого влиятельного духовного лица на земле.
Холодало. В нескольких сотнях метров над ними парил вертолет, невидимый, но близкий в темнеющем ноябрьском небе. Шум винтов, казалось, доносился волнами, которые то бились о берег, то отступали в море, когда они, а может ветер, меняли направление. Ломели оглядел облака, пытаясь понять, где находится вертолет. Наверняка он от какой-нибудь телевизионной компании, чтобы снять с птичьего полета кардиналов, прибывающих к наружным воротам. Либо так, либо принадлежит службе безопасности. Итальянский министр внутренних дел (свежелицый экономист из широко известной католической семьи, всю жизнь в политике, а руки дрожат, когда читает свои записки) предварительно обсудил с Ломели вопросы безопасности. Угроза терроризма серьезная и неизбежная, сказал министр. На крышах зданий вокруг Ватикана установят ракеты класса «земля – воздух» и займут позиции снайперы. На близлежащих улицах будут открыто патрулировать полицейские в форме и солдаты – для демонстрации силы; в то же время сотни полицейских в гражданской одежде смешаются с толпой. В конце встречи министр попросил Ломели благословить его.
Иногда шум вертолета заглушали звуки протеста: тысячи голосов скандировали что-то в унисон, раздавались автомобильные гудки, бой барабанов и свист. Ломели попытался разобрать, против чего они выступают. Сторонники однополых браков и противники браков между геями, приверженцы разводов и члены общества «Семьи за католическое единство», женщины, требующие права посвящения в духовный сан, и женщины, выступающие за аборты и контрацепцию, мусульмане и противники мусульман, иммигранты и противники иммигрантов… все они сливались в одну общую какофонию ярости. Где-то завыли полицейские сирены, сначала одна, потом вторая, а за ней и третья, они словно эскортировали друг друга по городу.
«Мы Ковчег, – подумал он, – окруженный поднимающимися водами разногласий».
По другую сторону площади, в ближайшем к собору углу, мелодичные куранты быстро отзванивали четверти часа, потом большой колокол собора Святого Петра отбил три часа. Озабоченные охранники в коротких черных куртках расхаживали туда-сюда, поворачивались и волновались, как вороны.
Несколько минут спустя появились первые кардиналы. Они поднимались по склону со стороны Дворца Святого престола. Были облачены в повседневные длинные черные сутаны с красным кантом, на талиях красовались широкие красные шелковые кушаки, на головах – красные шапочки. С ними шел один из швейцарских гвардейцев в шлеме с перьями и с алебардой. Могло показаться, что это сценка из шестнадцатого века, если бы не звук, издаваемый колесиками их чемоданов по брусчатке.
Прелаты приближались. Ломели расправил плечи. По своиму записям он узнал двух из них. Слева шел бразильский кардинал Са, архиепископ Сан-Салвадор-да-Баия (возраст шестьдесят, сторонник теологии освобождения, вероятный папа, но не в этот раз), а справа – пожилой чилийский кардинал Контрерас, архиепископ-эмерит
[22] Сантьяго (семьдесят семь лет, крайне консервативные взгляды, одно время был исповедником генерала Аугусто Пиночета). Между ними шагал миниатюрный, полный достоинства прелат, которого декан вспомнил не сразу (да и то только имя): кардинал Хиерра, архиепископ Мехико-Сити. Ломели догадался, что они вместе завтракали и явно пытались договориться об общем кандидате. Среди кардиналов-выборщиков было девятнадцать латиноамериканцев, и, если они будут действовать согласованно, это большая сила. Но достаточно было понаблюдать за языком телодвижений бразильца и чилийца, не желавших смотреть друг на друга, чтобы понять невозможность такого общего фронта. Они, вероятно, с трудом сошлись даже во мнении, в каком ресторане встретиться.
