Утром 17 января в близлежащее от Первомайского село Советское со стороны Чечни прорвалась новая группа боевиков и уничтожила автомобиль УАЗ с дагестанскими омоновцами.
В конце концов основным силам боевиков удалось вырваться из окружения и вернуться в Чечню. Боевиков, участвовавших в этом рейде, было 256 человек, которые передвигались на семи грузовиках КамАЗ. Захвачено было ими 3700 заложников.
Вся эта военная операция, которой командовал первый заместитель директора ФСБ М. Барсуков, велась крайне бездарно. И кончилось дело тем, что федералы понесли большие потери, а боевикам удалось благополучно уйти в Чечню. Из захваченных ими заложников многие погибли.
Такое развитие событий нетрудно было предвидеть, и в самом начале четыре члена Президентского совета послали президенту телефонограмму:
...
Уважаемый Борис Николаевич,
призываем Вас в разрешении ситуации с заложниками настоять прежде всего на спасении их жизней. Очередной провал военного руководства, допустившего нападение на Кизляр, привычно толкает его, как на протяжении всей чеченской войны, к тому, чтобы жертвовать невинными людьми. Между тем верными действиями федеральных и дагестанских властей в первые два дня была создана возможность достойного выхода из ситуации.
Не упустите эту возможность – все мало-мальски разумные люди России оценят ваше решение как не только единственно приемлемое морально, но и политически успешное.
Члены Президентского советаЕ. Гайдар, С. Ковалев, О. Лацис, М. Чудакова12 января 1996 г., 21 ч 45 мин
Мариэтта в той своей статье, с которой мы полемизировали, привела текст этой телефонограммы (оттуда я сейчас его и взял) и коротко сообщила о том, что за ней последовало:
...
Ответа – в какой-либо форме – мы не получили. 17 января, после замечательного заявления отвечающего за связи ФСБ с общественностью Александра Михайлова о том, что заложников в Первомайском «практически» не осталось… мы, не сомневаясь в том, что генерал лжет, снова пытались действовать. Но все было предрешено.
Три члена Президентского совета из четырех отправивших эту телефонограмму – Е. Гайдар, С. Ковалёв и О. Лацис – сделали соответствующий вывод: вышли из президентских структур.
Мариэтта такого вывода для себя не сделала, предпочла остаться в президентской команде.
Эту свою позицию она объясняла так:
...
В последние два года наша общественность, к сожалению, показала, что она не в силах структурироваться, чтобы помочь спасти так и не окрепшую российскую демократию. В сущности, она не решила еще и главного вопроса: как строить мост – поперек реки или вдоль?
Сама она, конечно, этот вопрос уже решила: надо «создавать группы давления». Группы эти, давя на власть, будут способствовать ее постепенному очеловечиванию, и – раньше или позже – все образуется. И чем ближе к президенту будут эти «группы давления», тем больше оснований надеяться, что к их голосу президент прислушается.
Но ведь только что из ее же рассказа мы узнали, что довольно резкий демарш такой «группы давления» не произвел на президента никакого впечатления. Он просто начихал на это давление. Полностью его проигнорировал.
Почему же в таком случае она не сделала для себя тот же вывод, какой сделали входившие в ту «группу давления» ее коллеги? Почему не решилась вместе с ними объявить о своем выходе из состава Президентского совета?
...
Хотелось бы – писали мы об этом в той своей статье, – чтобы она все-таки объяснила, почему финал этой рассказанной ею красноречивой истории не разуверил ее в том, что давление, оказываемое на президента, так сказать, изнутри, способно стать более действенным, чем старания других общественных «групп давления», к созданию которых она так пылко нас призывает. А так, честно говоря, создается впечатление, что все эти ее призывы – не что иное, как попытка оправдать свое нежелание отказаться от лестного и престижного титула члена Президентского совета.
Я, конечно понимал, что эта последняя фраза звучит обидно, и не сомневался, что Мариэтта на нее обидится. Но не ожидал, что обида будет такой глубокой.
Она перестала со мной здороваться и при случайных встречах демонстративно от меня отворачивалась.
Однажды на какой-то, как тогда говорили, тусовке, оказавшись случайно с нею рядом, я сказал:
– Мариэтта, не пора ли вам перестать на меня дуться?
– Об этом не может быть речи, – гордо вскинула она голову. – Вы оскорбили мою честь и достоинство.
Ну что ж. Нет так нет.
В том, что мы так резко выступили тогда против «своих»,
я не раскаивался. И ни тогда, ни потом себя в этом не упрекал. А вот что касается самой статьи, особенно конечного ее вывода, то он и тогда, когда мы с Аликом эту статью сочиняли, представлялся мне не очень разумным.
...
Да – писали мы там, – нас тоже охватывает ужас при мысли о надвигающейся на нашу страну угрозе коммунистического реванша. И нам понятна отчаянная попытка вцепиться в Ельцина как в последнюю соломинку, за которую хватается утопающий. Ситуация и впрямь тупиковая. И мы не исключаем, что, когда подойдем к краю, к 16 июня, если и в самом деле в финал выйдут Зюганов и Ельцин, мы тоже малодушно проголосуем за Ельцина, как ни претит нам это и этически, и, простите, даже эстетически. Но надо ли сегодня, когда еще многое не ясно и не решено, когда ситуация меняется буквально с каждым днем, когда впереди еще множество непредсказуемых заранее комбинаций и вариантов, – надо ли уже сейчас отрезать для себя все другие возможности и пути, руководствуясь бодрым советом: «Не тратьте, куме, силы, опускайтеся на дно!»
Недавно по телевизору нам показали Ельцина 91-го года. Того Ельцина, которого мы тогда горячо поддерживали. (И не жалеем, что поддерживали!) Он стоял на трибуне, а из зала ему кинули вопрос: как он считает, есть ли сейчас у страны альтернатива Горбачёву? Борис Николаевич ответил:
– Стыдно было бы, если бы в такой великой стране, как наша, не нашлось альтернативы Горбачёву.
Вот и сегодня тоже. Стыдно будет, если в такой стране, как Россия, не найдется Ельцину другой альтернативы, кроме Жириновского и Зюганова.
Стыдно не стыдно – но дело обстояло именно так. И 16 июня мы как миленькие проголосовали за Ельцина, – что не так уж трудно было предвидеть. Да и сочиняя ту нашу статью, я почти не сомневался, что дело кончится именно этим.
Но как можно было за него голосовать,
если был он в то время, выражаясь деликатно, уже не вполне адекватен. Что ни день, нес всякую чепуху.
15 января, когда уже было очевидно, что военная операция против чеченских боевиков в Первомайском позорно провалилась, Ельцин высказался о ней так:
