Один вопрос меня сейчас занимает. Почему советский суд и антисоветский, эмигрантский суд совпали (дословно совпали) в обвинениях мне, русскому диссиденту! Всего вероятнее, оба эти суда справедливы и потому похожи один на другой. Кому нужна свобода? Свобода – это опасность. Свобода – это безответственность перед авторитарным коллективом. Бойтесь – свободы!
Но проснешься наконец утром после всех этих снов и криво усмехнешься самому себе: ты же этого хотел? Да, все правильно. Свобода! Писательство – это свобода.
(Абрам Терц. Путешествие на Черную речку. М., 1999)
Мог ли человек, написавший о себе такое, участвовать в создании политической прокламации, под которой рядом с именами Владимира Максимова и Петра Егидеса стоит и его имя? Ведь, подписав эту «коллективку», он пошел против себя, против самого главного в себе! Трудно поверить, что он не то что принял участие в составлении или редактуре этого текста, но согласился даже, прочитав, подписать его. Разве что просто подмахнул не читая, только поморщившись: «С волками жить, по-волчьи выть!.. Снявши голову, по волосам не плачут…»
Что же толкнуло его на это? Что вынудило примкнуть к этой волчьей стае, слить свой человеческий голос с этим волчьим воем?
Объяснение, которое предлагают нам «соавторы»:
(вот, мол, бывают такие исключительные обстоятельства, когда даже многолетние враги вынуждены протянуть друг другу руки), – могут вызвать только ироническую усмешку. Как пел в одной из своих песен Галич: «Это, рыжий, всё на публику!» На самом же деле нет и не может быть сомнений, что не какие-то там высокие идейные побуждения («Родина в опасности!») стали основой этого неожиданного альянса, а легко различимая, самоочевидная сделка . Поняв, что никакой суд не защитит их от помоев, которые льет – и будет лить! – на них Максимов, Андрей и Марья (скорее всего, я думаю, именно Марья) сочли за благо пойти на максимовский шантаж и принять его предложение: Андрей подписывает вместе с ним эту политическую декларацию, а Максимов в обмен на это прекращает свою травлю, публично отказывается от своих обвинений.
Именно такое публичное заявление вскоре и было им сделано:
...
Сегодня я считаю своей обязанностью принести извинения А. и М. Синявским за публично высказанные мною ранее в их адрес подозрения в вольных или невольных связях с КГБ.
(Владимир Максимов. Заявление для печати. Необходимое разъяснение // Синтаксис, 1994. № 34)
Как видим, обе договаривающиеся стороны соблюли условие заключенного ими соглашения (сделки).
Почему на эту сделку пошел Синявский, понять можно.
Пресловутое письмо Андропова, которое в игре, затеянной Максимовым, было его главным козырем, появилось в иерусалимской газете «Вести» в сопровождении большой – на целую полосу – статьи Михаила Хейфеца «Новые грехи старого Абрама. Андрей Синявский как агент КГБ». Статья эта была помещена в газете под рубрикой «Вчера тайное – сегодня явное».
А вслед за ней на головы героев этой статьи обрушился поток вот таких читательских откликов:
...
Обосрался Донатович с супругой, прости Господи за вульгарный термин. Ну кто бы мог подумать в 50–60-е годы, что чекистские архивы откроются. И хотела бы посочувствовать непочтенной парижской чете стукачков, да не могу – смех разбирает… Везет же людям – ты сам лично это видел. Чего это стоило (раскрытые архивы) почтенному многолетнему стукачу, Андрею Донатовичу С. Как его только кондратий не хватил.
Даже Марье с ее ведьминским характером и железными нервами вынести все это было непросто. Приложенное к текстам письмо Андропова – с купюрами или без купюр – придавало этим инсинуациям аромат достоверности и даже бесспорной, непререкаемой документальности.
Синявские поняли, что от этого не иссякающего потока грязи им все равно не отмыться: чем дальше, тем больше эта грязь будет к ним прилипать. И выход из этой мерзкой ситуации им остается только один: принять условия предложенной Максимовым сделки.
Ну а Максимов?
Ему-то зачем все это понадобилось? Неужто и впрямь его так потряс расстрел «первого свободно избранного в России парламента», что он, как в свое время Л.Н. Толстой, не смог промолчать? И – мало того! – решил усилить громкость своего протеста эффектным примирением с давним своим врагом Синявским?
Как бы не так!
И тут у меня уже не догадки, не предположения, не гипотезы, а – факты.
С политическими декларациями того же свойства, что его совместное (с Синявским и Егидесом) обращение к президенту, он стал выступать еще летом 1993 года, то есть за несколько месяцев до октябрьского путча и пресловутого «расстрела парламента», начав регулярно печататься в «Правде». Для наглядности приведу парочку заглавий этих тогдашних его правдинских статей: «Зияющие высоты хамодержавия», «Обыкновенный демофашизм». То есть – пел в унисон с другими тогдашними правдинскими авторами.
О том, как это случилось, подробно рассказал в книге своих воспоминаний Геннадий Зюганов, посвятив этой теме целую главу, прямо так и названную: «Владимир Максимов – автор “Правды”».
На нее и сошлюсь:
...
Если человек утверждает сегодня одно, а завтра – совсем другое, это вовсе не значит, что он просто флюгер, приспособленец или тем более – хамелеон…
Я размышляю об этом, вспоминая историю появления на страницах «Правды» Слова большого русского писателя Владимира Емельяновича Максимова.
Где бы он ни выступал в последние годы жизни, к нему неизменно приставали с дурацким вопросом: как вы, непримиримый диссидент, могли стать автором «Правды», олицетворяющей, мягко скажем, то, против чего вы всегда воевали?
В свою очередь, наши старинные читатели тоже не оставались в долгу: как это «Правда» может печатать статьи Максимова? Он же ярый антикоммунист. <…>
Началось все до удивления просто.
Кто-то из умных демократов надумал собрать в новом здании Президиума Академии наук на Ленинском, 32а круглый стол с участием всех виднейших диссидентов из-за границы, полагая, конечно же, укрепить тем самым в международном масштабе демократический авторитет нового, постсоветского режима. Приглашены были писатели Василий Аксёнов и Владимир Максимов, писатель и философ Александр Зиновьев, правозащитник Владимир Буковский…
Слово дали Василию Аксёнову. Постаревший кумир «звездных мальчиков» критиковал организаторов круглого стола, а заодно и Россию за то, что российские интеллигенты опять настаивают на следовании каким-то своим, истинным, особым курсом:
«Пора бросить благоглупости, осознать себя частью европейско-американского христианского мира. <…> Надо закончить нашу столетнюю войну с Западом. <…> Россия, став частью западного мира, останется Россией и даже сможет повлиять на западную культуру. <…>»
