– Лютер, – сказал Энди, – прошу тебя…
– Не смей упрашивать этот кусок дерьма, – оборвала его Вайолет.
Кайт захохотал:
– Люблю эту девочку.
Энди
В зеркало я видел, что шестеренки под каталкой начали вращаться.
Очень-очень медленно.
Натяжение росло почти незаметно.
Даже бережно.
Потом мои босые ноги начали указывать на стену, и я почувствовал, как растягиваются мышцы спины.
Пока что не больнее утреннего потягивания.
Только расслабиться не дают.
Мускульное и суставное напряжение продолжало нарастать, и вот первый порыв оказать сопротивление охватил меня – я потянул тросы, и мне удалось слегка согнуть локтевые и коленные суставы.
На три блаженные секунды напряжение ослабло, но затем неумолимое вращение шестеренок вновь натянуло тросы.
О Господи.
Теперь появилась боль.
Сначала терпимая, она усиливалась, и впервые за несколько часов я забыл, что Лютер сделал с моей ногой.
Ощущение было такое, что икры и мышцы спины начинают рваться, но эту боль почти сразу затмило невероятное давление в коленях и локтях.
Суставы начали расходиться – и разошлись.
Я слышал собственное кряхтение.
Видел в зеркале лицо Ви, смотревшей на меня.
Лицо, искаженное ужасом.
Она говорила со мной, но я не слышал. Не слышал ничего, кроме своего стона, становившегося громче с каждой секундой.
– Лютер, – сказал я сквозь зубы. – Ну ладно, выключи.
Пот заливал глаза, и теперь я начал ощущать, как вытягиваются хрящи, – боль была такая, словно в суставы впиваются тысячи иголок.
– Пожалуйста!
Сквозь пелену слез я видел размытый образ Лютера, стоявшего между каталок и смотревшего на меня.
С каждой долей секунды натяжение и боль усиливались; я понял, что пронзительно кричу и что все выпавшее на мою долю ранее даже отдаленно не напоминает этих невыносимых страданий.
Нажми кнопку, и все прекратится.
Нажми кнопку, Энди.
Тебя разорвет на части.
Ты заберешь у нее боль, тебе нужна лишь секундная передышка.
Одна секунда, чтобы подумать.
Я почувствовал, что мой палец нажал на кнопку пульта управления.
Шум и гудение под каталкой прекратились, и острая режущая боль отступила.
Я хватал ртом воздух и смотрел в зеркало на Вайолет; она наблюдала за мной, и слезы текли по щекам, а тросы уже начали вытягивать ее ступни.
– Жми кнопку, Ви, – велел я.
– Нет.
– Ви…
– Я вытерплю, Энди.
– Не вытерпишь. Передай мне.
Я нажал свою кнопку, но ничего не произошло.
Ви пыталась бороться с нарастающим растяжением и первыми болезненными ощущениями.
В зеркале ее лицо казалось маской воплощенного ужаса.
– Лютер, чего ты хочешь? – спросил я.
– Вот этого.
– Но это скоро закончится.
– Определенно.
– Ты понимаешь, о чем я. Мы наверняка умрем.
– Пожалуйста, заткнись, Энди. Я хочу получить удовольствие…
– Ты хочешь чего-то большего, Лютер.
Вайолет застонала.
Голова ее была обездвижена, и Ви смотрела в потолок расширенными, словно от удивления, глазами.
Стон перешел в высокий пронзительный звук – она кричала сквозь стиснутые зубы.
– Лютер, прекрати! – завопил я. – Ви, жми на кнопку!
Она закричала в полный голос, и этот крик проник в меня, как удар ножа в живот, а потом в голове появилась простая мысль, похожая на молитву: я хочу умереть.
Вернулась боль, даже более острая, чем прежде; сиденье подо мной завибрировало, потому что шестеренки возобновили свою адскую работу.
Теперь Ви звала меня, умоляла нажать на кнопку, и все мое естество требовало того же – остановить тросы, разрывающие плоть.
Должно быть, нужные слова всплыли откуда-то из глубины подсознания, потому что не могу припомнить, чтобы они появлялись в моем мозгу раньше, но внезапно я оглушительно заорал:
– Я стану им, Лютер! Ради Бога, прекрати! Я стану им! Стану Орсоном! Стану моим братом! Богом клянусь!
* * *
Похоже, я потерял сознание.
Когда открыл глаза, руки и ноги горели от боли, но напряжение исчезло, а под сиденьем больше не гудело.
Я прищурился – мешали смотреть слезы.
В нескольких дюймах от себя увидел лицо Лютера.
Бледное. Безупречное. Нестареющее.
Его черные глаза переполняли подлинные чувства – такого я никогда раньше в них не видел.
Ярость.
Замешательство.
Бездонная скорбь.
– Тебе не хватает его, ведь так? – спросил я.
– Ты действительно со мной?
– Лютер…
– Думаешь, это боль? Я способен сломить твой разум.
– Послушай меня. Ты знаешь, во что превратилась моя жизнь в последние несколько лет? Что Орсон и ты пытались со мной сделать? А я сопротивлялся, сопротивлялся, сопротивлялся… но теперь с этим покончено. Я полностью готов. Мы были близнецами, Лютер. Ты понимаешь, какая это связь? С момента его смерти я ощущал Орсона внутри себя, и он становился только сильнее.
– Ты что угодно скажешь, чтобы избавиться от боли.
– Может, и так. А вдруг то, что ты говорил о боли, – правда? Что она помогает нам узнать самих себя. А я за последние восемь лет не получил от тебя и моего брата ничего, кроме боли. Физической, эмоциональной, психологической.
– Энди, ничего из сказанного тобой… – заговорила Ви.
– Заткни рот! Помнишь, Лютер, что ты сказал мне в Пустоши много лет назад?
Он молча смотрел на меня.
– Ты сказал: все мы хотим крови. И знаешь что? Ты был прав.
Я увидел, что шестеренки начали вращаться.
Тросы натянулись.
– Разве ты по нему не скучаешь? – спросил я.
– Скучаю, – ответил Кайт равнодушным голосом, но с отблеском боли в глазах.
– Думаешь, мой близнец и я не могут иметь общей сердцевины, некоего элементарного ядра?
– Ты лжешь.
– Ты читал мои книги?
– Вот именно, Энди, это всего лишь книги. А как долго ты твердил, что они не отражают твоей истинной сути?
