– А математика?
– Совсем немного. А что?
– Ты знакома с понятием «регрессионная полнота»?
Она где-то слышала этот термин, но не могла вспомнить, где именно.
– Нет.
– Его суть в том, что как бы глубоко ты ни понимал вселенную, сколько бы загадок ни раскрыл, за ними всегда стоит более глубокая загадка.
– Хм.
– Ты ведь знаешь, что не я сотворил эту вселенную? Я оставил на ней свой след и, надеюсь, привнес некоторые изменения к лучшему, однако я лишь работал с правилами, оставшимися от третьей эпохи. Добавил чуток света и удовольствия.
– Мы над этим размышляли, – ответила Кэролин. – Никто не мог сказать наверняка. Но если не ты, то кто?
Отец покачал головой:
– Когда-то я задал тот же вопрос. Если на него и существует ответ, он утрачен.
– О.
– Но кто бы это ни был… он был мастером. Я долго исследовал его работу. Выучил несколько фокусов… – он махнул рукой, одним жестом обведя нескончаемые акры Библиотечных книг, свитков и фолиантов, – …но не приблизился к пониманию картины в целом.
– Ты так считаешь?
– Я это доказал. Эта вселенная обладает регрессионной полнотой. Я не смог понять ее целиком. И никто не сможет. Поэтому я ухожу.
– Уходишь?
– Я создам собственную вселенную. Мое место с моими правилами. Это будет моя пенсия.
– Звучит одиноко.
Отец покачал головой:
– У меня есть друзья.
– Друзья?
– Пока ты спала, я воскресил Нобунунгу. И Митрагани.
Кэролин вспомнила, как Майкл говорил о своем учителе: «Ты ведь понимаешь, что Нобунунга – не просто тигр?» Вспомнила, как Нобунунга вошел в reissak, вспомнила его непоколебимую веру в Отца. Он сказал, Отец защитит его. И оказался прав.
– Где они? – Ей стало не по себе.
– Ждут меня. – Отец показал на нефритовую лестницу. – Хочешь их повидать?
Кэролин подумала о Митрагани, которая протягивала к ней окровавленную маленькую ручку и спрашивала: «Moru panh ka seiter?» Почему ты это делаешь? И покачала головой:
– Наверное, это плохая идея.
Отец кивнул:
– Понимаю.
На мгновение она представила их троих вместе, Отца, Нобунунгу и Митрагани, отдыхающими, может, играющими в волейбол. Это шло вразрез с ее представлениями об Отцовском характере. Однако Кэролин начинала понимать, что, вероятно, в действительности Отцовский характер был совсем не таким, как ее заставили поверить.
– Можно задать тебе вопрос?
– Конечно.
– Ты помнишь… День Быка? Дэвида?
– Разумеется.
– Почему ты улыбался?
Отец долго смотрел на нее.
– Давай пройдемся, Кэролин.
Он поднялся, с прежней гибкостью, и зашагал между шкафами.
Кэролин поспешила догнать его.
– Куда мы идем?
– Недалеко.
Он вывел ее из рубинового каталога – каталога Дэвида, размышлений о жестокости и смерти – и углубился в фиолетовый. Фиолетовый каталог был небольшим, частью мира Питера. Кэролин даже не знала, из какого камня выполнен здесь пол. Аметист? Гранат? Танзанит? Она не помнила, чтобы когда-либо приходила сюда.
Отец остановился у высокого пыльного шкафа, заполненного книгами вроде «Larousse Gastronomique», «Искусство кулинарии дома» и «Радость готовки». Какого черта мы здесь делаем?
Отец выбрал папку с тремя кольцами. Дешевая и хлипкая, она пряталась за книгой о корнуэльских пирожках. Слова на обложке гласили: «Ангелы Чарли». Ниже располагалась картинка с тремя красивыми женщинами.
Отец вручил папку Кэролин. Что-то привлекло ее внимание. Нечто шевельнулось в глубоких тенях Библиотеки, раздался тихий звук.
– Что это?
– Это, – ответил Отец, – черный фолиант.
Кэролин подняла глаза.
– Серьезно?
Предполагалось, что в черном фолианте содержатся инструкции по изменению прошлого. Он обладал почти безграничной мощью. Кэролин потратила годы на его поиски. И в конце концов пришла к выводу, что черного фолианта не существует.
Отец кивнул:
– Боюсь, он попал не на ту полку. Я не хотел, чтобы ты наткнулась на него, пока не будешь готова.
Кэролин открыла папку. Страницы были сделаны из древнего пергамента, а почерк принадлежал не Отцу. Она моргнула. У нее на глазах слова изменились. Затем снова. Когда они изменились в третий раз, она поняла, что меняются не слова, а язык, на котором они написаны. Каждые несколько секунд чернильные завитки изменяли свою форму. Арабский, суахили, поэзия бурь.
– О боже.
Отец кивнул:
– Совершенно с тобой согласен.
Черный фолиант!
– Кто его написал? Сколько ему лет?
– Никто не знает. – Отец пристально посмотрел на нее. – Я забрал его у Императора третьей эпохи. Почерк принадлежит не ему.
Кэролин закрыла папку.
– Но какое отношение это имеет к…
– Я улыбался, когда мы отправили Дэвида в Быка, потому что он умолял.
– Да? – Ее лицо вытянулось.
Он поднял руку.
– Ты неправильно меня поняла.
Кэролин озадаченно покачала головой.
– Ты ведь знаешь, что он был моим сыном, верно? То есть вы все были в некотором смысле моими детьми – особенно ты, Кэролин, – но лишь с матерью Дэвида я действительно занимался сексом.
– Отец! Фу!
– Извини.
– Но… в таком случае… я все же не понимаю. Ведь от этого должно было стать только хуже. То, что ты с ним сделал. Я хочу сказать, ведь он был твоим сыном.
– Верно, – серьезно ответил Отец. – Намного хуже. Хуже, чем ты можешь себе представить. И, надеюсь, хуже, чем когда-либо сможешь.
– Но почему ты улыбался?
– Потому что он умолял. А ты – нет. Ни разу.
– Я бы тоже умоляла, если бы ты запихнул меня в ту чертову западню.
– Нет. Ты не умоляла.
– Что? Я не…
Он постучал по черному фолианту.
– Прошлое преклоняется предо мной, Кэролин.
– Я все равно не… – Тут она поняла. – Дэвид… должен был стать твоим наследником? В какой-то… какой-то другой версии прошлого?
– Именно.
– Но… ничего не вышло?
– Да.
