Дашен
p. s. – Я завел подружку. Вот ее фото. Клевая телка, да?
Дочитав письмо, Эрвин вернулся к себе и заплакал, впервые за всю свою взрослую жизнь. Он проплакал целый час, затем вылил остатки виски в раковину, включил телевизор и посмотрел Чарли Брауна. Прежде чем лечь спать, он сложил открытку и убрал в бумажник. Она будет лежать там до самой его смерти.
Вскоре он почувствовал себя лучше, почувствовал себя собой, способным заниматься работой, которая у него хорошо получалась. В конце учебного года он уволился из школы. Большинство коллег испытали облегчение, хотя воспитание не позволило им высказать это вслух. Или страх.
Какая, к черту, разница.
ii
Сейчас, солнечным октябрьским утром, когда в воздухе еще чувствовалось последнее дыхание вирджинского лета, Эрвин завел взятый напрокат автомобиль – паршивый маленький «Форд Фокус» – на пустое парковочное место и остановился. Из-под колес полетел гравий. Это привлекло хмурые взгляды копов, куривших и сплетничавших за углом тюрьмы. Ухмыльнувшись, Эрвин помахал им. Ему было насрать.
Он вылез из машины и огляделся, потом плюнул в сторону знака с надписью «Окружная тюрьма». Крикнул двум парням, посасывавшим «Мальборо»:
– Это дерьмо убьет вас! – Приподнял шляпу и ухмыльнулся. – Просто предупреждаю.
Коп помоложе уставился на Эрвина поверх солнцезащитных очков, словно не мог поверить своим глазам. Коп постарше усмехнулся.
– Приму это к сведению, – сказал он.
Вообще-то Эрвин ошибался. Жить копам оставалось меньше двух часов, но убьет их отнюдь не курение.
Тюремный вестибюль был таким же, как в любом другом государственном здании, построенном за последние двадцать лет: шлакоблочные стены, выкрашенные в желто-коричневый или темно-бежевый цвет, линолеум на полу – дешевый, зато блестящий – и серый питьевой фонтанчик с теплой водичкой, по вкусу напоминавшей мочу. Эрвин все равно выпил. Его мучила жажда, и ему доводилось пить и менее приятные вещи.
Оглядевшись, он насчитал полдюжины наркоманов на различных стадиях ломки, двух алкашей и рыжего парня, который, по мнению Эрвина, выглядел шизофреником.
Он подошел к окну под табличкой «Регистрация посетителей» и достал свой бейджик.
– Я Эрвин, – начал он, – из Национальной безопасности. Я пришел, чтобы встретиться…
Помощник шерифа, пухлый мужчина в зеленой униформе – с надписями «Вирджинское управление исправительных учреждений» на одном кармане и «Роджерс» на другом, – даже не поднял глаз.
– Заполните это, – сказал он, проталкивая бумаги через прорезь в стекле.
– Могу я получить…
– Заполните для начала форму, – повторил помощник шерифа. – Тогда и поговорим.
Эрвин вздохнул. Форма занимала три листа, с двух сторон. Когда он закончил, перед окном уже образовалась внушительная очередь. Он встал за толстой дамой с грязными ногами и тощей девицей лет шестнадцати с паршивой татуировкой «Lynyrd Skynyrd» на спине. Татуировка слегка удивила Эрвина. Когда эта девчонка родилась, Ронни Ван Зант уже лет десять как гнил в могиле. Хотя для некоторых слоев населения «Skynyrd» бессмертны. Как Элвис или Дева Мария. Если такие слои населения и существовали, эти двое определенно относились к ним. У толстой дамы был сын по имени Билли, которого поймали с грузовиком, груженным краденым сыром.
Сыром?..
Как выяснилось, Билли уже в третий раз ловили с краденым, поэтому его ждал приличный срок. Мамаша непрерывно шумно плакала, повторяя: «Я их хорошо растила!» Тощая девица оделяла ее бумажными платочками, время от времени произносила что-то вроде: «Понять не могу, о чем он думал», – и встревоженно гладила себя по животу. Эрвин полагал, что месяцев через шесть место Билли в трейлере займет новый обреченный идиот.
Пятнадцать сопливых минут спустя он вновь оказался перед окном. Молча протянул бумаги и стал ждать приговора. Будучи ветераном армейской бюрократии, он почти не сомневался, что все заполнил правильно, однако с некоторыми конкретными придурками никогда нельзя быть уверенным.
Толстый коп внимательно изучил форму, все три листа, с двух сторон. Потом кивнул.
– Выглядит как надо, – сказал он с явным разочарованием. – Мне понадобятся два ваших удостоверения личности, офицер… – Он прищурился, глядя на форму. – Леффингтон? Эрвин Леффингтон? – И впервые поднял глаза.
– Это я, – ответил Эрвин, показывая бейджик.
– Вы не… вы не тот самый Эрвин Леффингтон?
Вот дерьмо. Приехали. Если Эрвин когда-либо в чем-либо и раскаивался – а он раскаивался, – так это в том, что позволил той дуре написать о нем книгу. Тогда это казалось безобидным поступком, но из книги получился фильм. А в фильм попало почти все, что она накатала.
– Наверное, нет.
– Команд-сержант-майор Эрвин Леффингтон? Компания Би, второй батальон?
Эрвин молча смотрел на помощника шерифа. Впервые за долгое время у него во рту появился привкус пыли и кордита. Он попробовал уцепиться за мысль о маленьком Дашене, о рождественской открытке, но внезапно начал тонуть.
– Второй батальон пятнадцатого?
– Уже нет, – ответил Эрвин. Очень тихо. – Не могли бы мы просто…
– Джим Роджерс – мой брат, – сказал толстяк.
Эрвин поднял голову. Он больше не тонул.
– Как дела у сержанта Роджерса?
– Лучше, сэр. Какое-то время было туговато, но сейчас все хорошо. В прошлом мае у него родился сын.
– Не называйте меня «сэр». – И секунду спустя: – Как его нога?
– Он передвигается без проблем. По крайней мере, сейчас. Администрация ветеранов не сразу с этим справилась.
Новости, что у Роджерса все в порядке, помогли. Немного.
– Ваш брат – хороший человек, – сказал Эрвин. – Передайте ему, что я о нем спрашивал. А теперь не могли бы мы…
– Сэр, он рассказывал нам о вас, – перебил толстый помощник шерифа. – Рассказывал, что вы тогда сделали.
Эрвин переминался с ноги на ногу. Подобное дерьмо всегда заставляло его чувствовать себя неуютно. Молчание затянулось.
– Ваш брат – хороший человек, – наконец повторил он.
– Брат говорит о вас то же самое. Нет, неправда. Он говорит, что вы великий человек. Говорит, что вы один из лучших солдат, что когда-либо носили форму, и в придачу дипломированный засранец. – Толстый помощник шерифа взирал на Эрвина с благоговением. Его голос дрожал. – Он говорит, что вы спасли ему жизнь, ему и всем остальным…
– Спасибо, – прорычал Эрвин. И более спокойно добавил: – Это перебор.
– Мой брат говорит иначе, сэр. – Тут в голову помощнику шерифа пришла кошмарная мысль. – Простите, что заставил вас заполнять эти формы! Если б знал, что это вы, никогда б этого не сделал. – Его губы дрожали. – Простите.
