Должно быть, мысли Элианы отразились на ее лице.
– Ничего страшного. Я дал ему денег. – Маркус посмотрел на нее: – Что?
– Ничего, – ответила она. И в надежде на смену темы спросила: – Когда это произошло?
– М-м-м… наверное, через месяц после турне, так что, полагаю, почти год назад. Нага – она была львенком – здорово выросла. В доме есть фотография, на которой я стою с ней на руках, поставив ногу на ее папашу. Сейчас она весит почти две сотни фунтов, а ведь ей еще расти и расти!
– Вот черт. Сколько же весит отец?
– Может, сотни четыре? Чтобы его поднять, потребовалось четыре человека. Двенадцать часов спустя мы уже летели обратно в Коннектикут.
– Тебе позволили ввезти в страну львов?
– У меня есть разрешение. Считается, что это зоопарк.
Элиана огляделась и поежилась. Травка действовала, но как-то неправильно. Искусственный лес казался очень темным, очень густым. Элиана почти не слышала звуков вечеринки. Почему-то она вспомнила Мэй, свою мать, вспомнила их последнюю ссору. Элиана приехала из города домой погостить, однако не подумала о том, чтобы захватить достаточно наркотиков. Через два дня ей стало плохо. Она обделалась и совсем ослабла. Потная, трясущаяся, она лежала, свернувшись, на коврике, где спала ребенком. Мэй принесла ей миску фейжоады, стакан воды, прохладное влажное полотенце; ее лицо при пламени свечи казалось мягким и сочувственным. Элиана помнила боль, отразившуюся на этом лице, когда она выбила миску из рук матери. Она не хотела есть. Еда ей не требовалась. На следующее утро она уехала, не попрощавшись, сбежала в Сан-Паулу, к огням, и ночным клубам, и мужчинам, которые давали ей кое-что, если она делала кое-что с ними. Элиана не возражала. Все лучше, чем состариться в лачуге на краю Пантанала, потратить жизнь впустую, как Мэй. Но здесь, в тенях, Элиана снова вспомнила лицо матери.
– Давай вернемся, – сказала она. – Я, э-э, замерзла.
– Еще минуту. Мы почти на месте.
Через несколько шагов тропинка вывела их на поляну. Маркус открыл панель в чем-то, на вид напоминавшем дерево. Неожиданно вспыхнул свет.
– Ой. – Элиана моргнула. – Что это за здание?
Здание походило на садовый сарай, только на сваях.
– Курятник, – ответил Маркус. – Парень из зоопарка велел поставить его здесь, чтобы куры не могли учуять львов. Иначе они беспокоятся.
Как и на полотенцах и на мраморе в фойе, на двери курятника красовались инициалы Маркуса, выписанные затейливым староанглийским шрифтом. Бог мой, на курятнике?
– Palhaço,
[5] – сказала она громче, чем собиралась.
– Что?
– Ничего. – Она ослепительно улыбнулась ему.
Маркус улыбнулся в ответ.
– Вот, держи. – Он вручил ей длинный бамбуковый шест, к концу которого была привязана тонкая леска.
– Зачем это?
– Я же сказал, что мы отправляемся на рыбалку. – Он ухмыльнулся. – Наверное, тебе лучше подождать снаружи. Внутри здорово воняет.
Мгновение спустя в курятнике разразилась дикая какофония, на пять шестых состоявшая из куриных протестов и на одну шестую – из воплей раздраженной звезды рэпа.
– Ну давай же, маленькая засранка!
Пронзительный крик, шорох крыльев, кудахтанье.
– Проклятье!
Через пару минут дверь открылась, и появился Маркус с проволочной клеткой, в которой сидели две курицы. Птицы хлопали крыльями, но в остальном вели себя относительно спокойно, учитывая ситуацию.
– Давай его сюда.
Она вручила ему бамбуковый шест. Маркус закинул его на плечо, словно удочку. Клетка в другой руке напоминала коробку для рыболовной снасти. Маркус скрутил петлю из лески на конце шеста и нацепил ее на ногу одной из куриц.
Внезапно Элиана поняла, что он собирается делать.
– О нет, Маркус…
Он сверкнул своей фирменной улыбкой, золотые коронки блестели на фоне бледной кожи.
– Гангста, детка! Идем.
Он зашагал по тропинке туда, откуда они пришли. Она пошла следом, затем остановилась.
– Маркус?
– Что?
– Кажется, там что-то двигалось.
Прищурившись, он вгляделся во мрак.
– Должно быть, обезьяна. В лесу живет парочка. Они тебя не побеспокоят. Идем.
Элиана шла за ним, испытывая тошноту. Ей показалось, что по мере приближения к львиному вольеру куры начали оживляться. Но не особенно. Если бы меня должны были скормить той кошке, я бы кудахтала, пока голова не отвалится, подумала она. Им повезло, что они такие тупые.
Через минуту они вышли на небольшую поляну. Маркус поднялся на мостик между львиными ямами и перекинул курицу за край. Немного ослабил леску. Курица беспомощно хлопала крыльями и громко квохтала от ужаса.
– Маркус, не делай этого…
– Просто смотри! – Маркус фыркнул. – Обхохочешься. – Он потряс шестом с курицей на леске. – Поди сюда, Дрезден. Поди-ка сюда, мальчик. Пора ужинать!
– Детка, почему бы нам не вернуться на… – Она умолкла. Маркус больше не улыбался. – Детка, что случилось?
– Дрезден? – позвал Маркус. – Иди сюда, здоровяк.
Он осмотрел вольер. Элиана следила за его взглядом. Яма была овальной, глубокой, но не слишком большой. В самом широком месте – футов сорок. На дне росла трава, лежали бетонные валуны, несколько поваленных деревьев, которые, по идее, должны были выглядеть естественно, но отнюдь не выглядели. С того места, где стояли Элиана с Маркусом, просматривался каждый дюйм вольера.
– А где лев? – спросила она.
Маркус молча уставился на нее. Широко распахнутыми глазами. Курица на конце лески снова разъяренно закудахтала. Маркус уронил шест. Птица пролетела футов пять. Петля соскочила с ее ноги. Похлопав крыльями, курица освободилась и начала бегать кругами, издавая недовольное кудахтанье.
Никто не вышел из дома, чтобы посмотреть, что за шум.
– Маркус, где лев?
– Ш-ш-ш, – прошептал Маркус. Приложил палец с ухоженным ногтем к губам. На лбу Маркуса собрались морщины. Он поднял подол рубашки сзади и достал автоматический пистолет девятимиллиметрового калибра с перламутровой рукоятью.
– Ты хочешь сказать, он вылез? – прошептала она. – Как он мог вылезти? Ты сказал, он не может…
– Ш-ш!
Лицо Маркуса напряглось. Было слишком темно, чтобы что-то увидеть, но можно было прислушаться. Секунду спустя Элиана тоже начала слушать.
Сверчки. Тихое эхо автомобилей на автостраде. Возле дома раздался шумный всплеск – кто-то упал в бассейн. Смех.
