– Нет.
– Ну, как хочешь.
Он опустил правую руку на землю, готовясь встать. Если эта сучка попадется мне под ноги, я ее… Его накрыла тень. Маркус поднял глаза.
– Если попытаешься спуститься вниз, Дэвид тебя покалечит, – сказала она. – Может, чуть-чуть, а может, сильно. Лучше не проверять.
Маркус оглядел здоровяка с ног до головы, оценивая шансы. Его плечи поникли.
– Чего вы хотите? – Вся задиристость ушла из его голоса.
Дэвид улыбнулся.
– Я должна передать тебе послание, – сказала женщина.
– От кого?
– От Дрездена.
Сначала он решил, что она имеет в виду город.
– Ты про льва? Про этого Дрездена?
– Да. Почему ты их так назвал?
– Дрезден и Нагасаки? Ну, из-за войны.
Сбоку донесся смех. Маркус повернулся.
– Бабах! – произнес здоровяк, Дэвид. Поднял руки и вытянул, словно между ними был огненный шар.
– Точно, – кивнул Маркус. – Бабах.
Продолжая усмехаться, здоровяк потрепал его по плечу. Маркус ответил кривой, но искренней улыбкой. Наконец-то. До кого-то дошло. Этот момент стал кульминацией всего дня.
Женщина опустилась на корточки, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Ты смотришь телевизор?
Маркус не сразу понял вопрос.
– Какое твое гребаное дело?
Она повторила, достаточно спокойно:
– Ты смотришь телевизор?
– Я… – Взгляд Маркуса метался по сторонам, высматривая хоть какое-то укрытие. Но вокруг были только джунгли. Не спорь с психами. – Да, я смотрю телевизор.
– Ты видел по телевизору охоту? В Африке? Когда лев заваливает зебру или гну?
Маркусу не нравилось направление их беседы.
– Я… да… думаю, да. – Он видел не зебру, а газель. Один хрен.
– Хорошо. То, что ты видел, называется… – Она прощебетала что-то голому парню, и тот глухо зарычал. В точности как лев. Волосы у Маркуса на затылке встали дыбом.
– На языке охоты это слово означает особый вид убийства, – продолжила женщина. – Уважительный. В большинстве случаев охотник не хочет причинять боль своей жертве. Причина лишь в том, что он голоден, что таково положение вещей. Ты заметил, когда смотрел телевизор, что после определенного момента зебра больше не сопротивляется?
Этого Маркус не заметил, но он помнил газель, внутренности которой рвали три льва. Он думал, что газель мертва. Потом она подняла голову, посмотрела на то, что с ней творят, и отвернулась. Обкуренный Маркус настолько перепугался, что вынужден был переключить канал.
– Хорошо. Ты знаешь. Жертва не двигается, потому что не чувствует боли. Лев прикасается к ней особым образом и освобождает ее от плоскости страдания. Это часть мастерства охотников. Когда убийство происходит таким способом, львы говорят… – Она кивнула голому человеку.
Тот снова странно, по-львиному, зарычал.
– Твоя женщина умерла именно так, если тебя это волнует. Она не страдала.
Маркус подумал о газели, смотрящей в камеру, подумал о свете, меркнущем в зеленых глазах Элианы.
– Но существует и другой способ убийства. Львы используют его, когда охотятся из ненависти, а не ради пищи. В таких случаях большие кошки касаются добычи так, что ее мучения усиливаются, а не ослабевают. Это касание накрепко привязывает дух жертвы к плоскости страдания. Она тонет в боли. Часто душе наносится такой вред, что нечему вернуться в Забытые Земли. Те, кого убивают таким способом, погибают навеки. Словно никогда и не рождались. – Женщина прищурилась. – Я видела такое однажды. Это было ужасно. – Она коснулась его руки с неподдельным сочувствием. – Лев хочет, чтобы я сообщила тебе, что именно так ты и умрешь.
Взгляд Маркуса метался между тремя людьми, выискивая свидетельства того, что это шутка. Лицо женщины было серьезным. Парень в балетной пачке жадно следил за Маркусом жестокими, живыми глазами. Маркус не знал, что хуже.
– Значит… вы собираетесь просто скормить меня этой твари?
– Да, собираемся.
– Почему? – прошептал Маркус. – Почему вы хотите это сделать?
– Потому что этого желает охотник, – ответила она. – Мы достигли соглашения. Это его цена.
Здоровяк в пачке улыбнулся Маркусу. Лунный свет блестел на острие его копья.
– Если мы освободим его дочь и дадим ему время убить тебя так, как ему хочется, он поможет нам. Защитит нашего представителя, как защищает собственного львенка. – Женщина пожала плечами и встала. – Он просит не слишком многого. Это даже справедливо.
– Справедливо?.. Я…
– Ты что? – Она смотрела на него, ее лицо скрывали тени. Сострадание, которое Маркус заметил раньше, исчезло. – Ты вторгся ко льву домой. Ты убил его подругу, мать его львенка. Ты похитил его вместе с дочерью, привез сюда и засадил в яму. Я права?
– Да, но… ведь…
– И зачем же ты это сделал? С какой целью? Ты собирался украсть их жизни, чтобы они рычали и ревели на потеху твоим шлюхам?
– Ну… вроде того. Но, послушай, ты ведь смотрела «Лицо со шрамом»? Там…
– Хватит разговоров.
Она обратилась к голому человеку на языке, которого Маркус не понимал. Человек что-то ответил и издал рев, удивительно похожий на львиный.
– Прошу меня простить, – сказала женщина. – Я бы предпочла на это не смотреть.
– Погоди! – крикнул Маркус. – У меня куча денег! Мы могли бы…
Женщина и голый мужчина скрылись на лестнице и начали спускаться в хозяйственное помещение. Закрыв за собой дверь. Здоровяк в балетной пачке улыбнулся Маркусу.
– Эй, друг, – сказал Маркус. – Помоги мне выбраться отсюда! Хочешь попасть в шоу-бизнес? Я могу…
Улыбка здоровяка стала шире. Он ткнул пальцем за плечо Маркуса, в лес.
Сам того не желая, Маркус обернулся. Дрезден с дочерью стояли прямо за его спиной, ближе, чем казалось возможным. Где-то в ночи, невероятно далеко, девица из Бронкса все повторяла и повторяла: «О Бо-о-о-о-оже».
В львиной яме довольно кудахтала курица.
Глава 6
До хрена гребаного вранья
i
Стив проснулся в 1987-м, более или менее.
Это была комната подростка. Почти наверняка. Стены увешаны плакатами с музыкальными группами – «Wham!», «The B-52’s», Бой Джордж, – которые он смутно помнил по старшим классам. Напротив кровати – полка с кассетами, а рядом с ней – коллаж из полароидных снимков. Мальчики-подростки в высветленных кислотой джинсах и штанах-парашютах позировали перед камерой: делали вид, что поют, демонстрировали мускулы и развлекались, как умели. На одной из фотографий два парня целовались.
