– У нее были коды доступа, – сказал Хэманн. Они с президентом снова переглянулись.
Эрвин подождал, но новых подробностей не последовало. Он что-то недоговаривает. Кодов доступа недостаточно. Что она сказала? Что она сказала, чтобы этот кретин позвал к телефону президента? Он вспомнил кассиров во время ограбления банка, вспомнил Амриту Кришнамурти – пятнадцать лет безупречной работы, – которая отшвыривала в сторону меченые пачки, меченые купюры, собственную карьеру. Краем уха он услышал, что кто-то обращается к нему. Однако это был хороший вопрос. Следовало отложить его для обдумывания.
– Простите, – сказал Эрвин. – Что вы говорили?
Похоже, президента не выбила из колеи его невнимательность. Эрвин подумал, что, возможно, тот ему нравится.
– Я спросил, почему вы вообще ею заинтересовались?
– Три-четыре недели назад она ограбила банк, вместе с еще одной дамой. Оставила там кучу отпечатков. Повсюду. И один-единственный отпечаток в доме, где обнаружили Ходжсона.
– Всего один? – спросил президент. Видимо, он понял, почему это странно, тем самым снова удивив Эрвина.
Точно. Он ведь был прокурором.
– Да, всего лишь один. Странно, правда? Обычно их либо полно, либо вообще нет, если взломщики надевают перчатки. Но на сей раз – только один. Причем идеальный. На крышке выключателя в столовой, словно взятый при дактилоскопии.
– Значит, она хотела, чтобы мы его нашли, – сказал президент. – Почему?
– Не знаю, – признался Эрвин. – Но это хороший вопрос. Может, она хотела, чтобы мы связали ее с этим Ходжсоном?
– Мы постоянно к нему возвращаемся. Кто он такой?
– Никто, насколько мне известно. Сантехник.
Госсекретарь царственно посмотрела на Эрвина поверх очков.
– Сантехник?
– Ага, – кивнул Эрвин. Снова сплюнул в президентскую мусорную корзину. – Ну, знаете, это такие парни, которые чинят унитазы. – И задумчиво добавил: – Но он выглядел совершенно нормальным. В отличие от дамочек-грабительниц и парня в пачке.
– Что-нибудь в нем привлекло ваше внимание? – поинтересовался президент.
Эрвин обдумал вопрос.
– Я провел с ним не слишком много времени. Но мне кажется, что он разбирался в происходящем не лучше меня. Однако парень выглядел виноватым в чем-то. Я не понял, в чем именно. В молодости его взяли на торговле травкой и вкатили два года, потому что он отказался сдать поставщика. После этого – никаких арестов, но он упоминался в чужих делах.
– А теперь?
– Теперь он чист, насколько мне известно. Если не считать убийства копа. Которое он отрицает.
– Вы ему верите? – поинтересовался президент.
– Да, – ответил Эрвин. – Думаю, она его подставила.
– Зачем?
– Средство давления, я полагаю. Что вы сказали, когда она попросила о помиловании? – Президент промолчал. Его глаза были ледяными. Значит, «да». – Не важно. Это не мое гребаное дело. Простите.
– Возможно, вы правы. Средство давления. Хм-м. Что ей могло от него понадобиться?
– Не знаю. Вряд ли починить кран. А это имеет значение?
– То есть?
– Ну, вы же позвали Торпа. Он не слишком силен в переговорах. Вы собираетесь их убить?
Повисло молчание. Секунду спустя Хэманн произнес:
– Спасибо, Эрвин. Вы можете идти.
Эрвин подождал, но на этот раз президент не стал вмешиваться.
– Да, конечно. – Эрвин снова сплюнул. – Плохая идея.
Теперь на него сердито уставились и Хэманн, и госсекретарь.
– Почему? – осведомился президент.
– Думаю, именно этого они и добиваются, – ответил Эрвин. – Она добивается. Кем бы девица ни была, она отнюдь не дура. Она ведь должна была понимать, что вы отследите звонок, верно? И должна была понимать, что вы рассвирепеете, если потрясти вашу клетку.
– Она не трясла… – начал Хэманн.
– Ну да. Конечно. Так вот, насколько я себе это представляю, вы можете либо вприпрыжку пробежаться по веселому следу, который она для вас выжгла, либо затаиться на время в высокой траве и поглядеть, что за хрень вокруг творится.
Президент долго смотрел на Эрвина.
– Хорошее замечание, – наконец сказал он. – Я об этом подумаю.
– Сделайте милость. Я вам больше не нужен?
– Нет.
На всех лицах отразилось облегчение.
– Эрвин, вы бы не могли подождать меня в приемной? – спросил Торп. – Я бы хотел обсудить с вами некоторые детали.
– Хорошо, – согласился Эрвин. Мысленно вздохнул, подумав о палой листве. – Конечно.
И вышел через причудливо изогнутую дверь, задержавшись лишь на мгновение, чтобы провести пальцами по великолепной обшивке.
iii
Они совещались еще около часа. Раздраженный Эрвин развлекался тем, что выводил из себя секретаршу. Наконец дверь открылась. Стадо придурков высыпало в приемную, в большинстве своем бросая мрачные взгляды на Эрвина.
Торп вышел одним из последних. С широко раскрытыми глазами зашагал к Эрвину.
– Знаете, в Управлении о вас часто говорят, – сказал он. – Йошитака и другие. Я слышал некоторые истории. Но до сего дня по-настоящему не верил, что…
– Эй! – крикнул президент в открытую дверь. – Эрвин? У вас найдется минутка?
Эрвин и Торп переглянулись.
– Он не может меня убить. – Эрвин пожал плечами. – У меня есть крест за «Выдающиеся заслуги».
– Целых два. И Почетная медаль.
[10]
– Точно, еще эта побрякушка. – Эрвин вернулся в Овальный кабинет. – Да, сэр?
– Я хотел поблагодарить вас за помощь сегодня, – сказал президент, – и, разумеется, за службу родине. – Он сделал паузу. – Встреча с вами была действительно незабываемой.
– Ага. Мне тоже было приятно с вами познакомиться. – Эрвин пренебрежительно помахал рукой. – Рад помочь и все такое. – Он помолчал. – Слушайте, можно еще вопросик?
Прежде чем ответить, президент серьезно задумался.
– Валяйте. Но я могу воспользоваться пятой поправкой.
[11]
Эрвин не улыбнулся.
– Я за вас не голосовал. – Он выждал, будет ли реакция. Ее не последовало. – Потому что всякий раз, выступая по телевидению, вы выглядели полным кретином. Это было крайне убедительно.
