– То есть?
– Дэвид часто умирал. Это была часть его обучения. Не так часто, как Маргарет, но достаточно, чтобы привыкнуть. Пару лет назад я подслушала, как они обсуждали это. К тому времени Маргарет было все равно. Она могла убить себя, если обед задерживался. Но она сказала, что кое-что ее по-прежнему беспокоит. Не боль – они умели справляться с болью. Как и все мы. Но она ненавидела осознание. – Кэролин помолчала. – Нет. Это мое слово, не ее. Как же она выразилась? Она сказала, что по-прежнему чувствует это, до сих пор, желудком и подошвами ног. Когда ей наносили рану, и никто не мог ее спасти, ее тело знало. Маргарет умирала всеми возможными способами, но говорила, что это чувство – самое худшее. И Дэвид с ней согласился. Там он теперь и пребывает. – Кэролин улыбнулась. – В том мгновении, когда чувствует это желудком и подошвами ног. Wazin nyata – мгновение, когда умирает последняя надежда. Он останется в нем навечно.
При виде ее улыбки Стив сделал шаг назад. Даже Эрвин отпрянул.
Инстинкты подсказывали ей скрыть эмоции. Но зачем? Нет причин прятаться. Больше нет. Кэролин посмотрела на свою руку. Кончик пальца перестал дрожать.
– Тебя он тоже достал, верно?
– Немного. Да. Есть сигарета, Стив?
– Прежде чем сделать… это… прежде чем заморозить его, ты прикоснулась к нему, – сказал Эрвин. – Дотронулась до его раны изнутри. Почему?
Стив протянул ей «Мальборо», зажег еще одну для себя.
– Вы это заметили? Да, я его немного встряхнула. Статический разряд прямо в островковую долю.
– Куда? – переспросил Стив.
– Болевой центр головного мозга, – ответил Эрвин.
– Именно. Разряд был крохотный – не сильнее того, что можно испытать, потерев ноги о ковер, а потом прикоснувшись к дверной ручке. Но, конечно, сильный и не требуется, когда перед тобой вскрытый череп.
– Я слышал про такие эксперименты, – сказал Эрвин. – Их проводили ребята Чини, когда пытались решить, что делать с бен Ладеном. Если дать человеку такой разряд, он испытает сумму… ну, не просто всей боли, какую ощущал, но всей, какую мог бы ощутить в принципе. Типа одновременно.
– Именно так.
– А потом ты его заморозила? Точно в этот момент? – Стив задумчиво присвистнул. – Почему?
Кэролин вспомнила теплый дождь, вспомнила соленый, медный привкус крови Аши.
– Потому что wazin nyata недостаточно. Не для него. Но это… Я практически уверена, что это самая ужасная вещь, что случалась с кем-либо. Когда-либо. Думаю, это самое ужасное, что может случиться, теоретический верхний предел страдания. Агония и отчаяние. Абсолютные. Нескончаемые.
– Проклятье, – сказал Эрвин. – Вот так гребаное дерьмо.
– Спасибо, Эрвин. Услышать подобное от вас – высшая похвала. – Кэролин выдохнула дым в ночное небо. – Я хотела насадить его на собственное копье или, может, пригвоздить к столу. Но не смогла придумать подходящий способ. Придется обойтись имеющимся. – Она кинула на Дэвида взгляд хирурга, полный бездонной ненависти. – И я думаю, это подойдет. Да. Это уже работает.
– Что именно?
– Загляните ему в глаза и скажите, что вы видите.
Стив с Эрвином наклонились ближе.
– Они черные, – сказал Стив. – Я не про синяки. Белки его глаз черные. И… они немного светятся?
– Да. – Она заметила. – Мне тоже сперва так показалось, но я решила, что это лишь блики света. – Кэролин повернула Дэвида лицом к себе.
Было очень темно – ни луны, ни звезд. Падавший на Кэролин снег не таял. Ее лицо оставалось в тени, но когда она затянулась сигаретой, двойные оранжевые огоньки отразились в черных омутах ее глаз.
– Кричи. – Она говорила очень тихо, на пелапи. – Постарайся закричать. Если закричишь для меня, я прекращу. – Она улыбалась. – Если закричишь для меня, я отпущу тебя. Раз… два… нет?
v
Теперь они оба смотрели на нее. Все равно Дэвид меня не слышит. Она опустила руку. Заговорила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Да, это явный, достоверный признак. Очевидно, я все правильно рассчитала.
Нага понюхала Дэвида и завыла.
– Когда ты в последний раз кормил этого льва? – поинтересовался Эрвин.
– С ней все будет в порядке. – Стив потрепал Нагу по спине. Львица потерлась лопатками о его бедро. – Она милая малышка. Правда, девочка?
Кэролин улыбнулась, раздавила сигарету босой ногой.
– Еще есть?
Стив достал пачку. Они снова закурили. Стив предложил сигарету Эрвину.
Тот отмахнулся.
– Это дерьмо вас прикончит. – И вытащил свой жевательный табак.
– У тебя идет кровь, – заметил Стив. В его голосе слышалась искренняя тревога.
Кэролин опустила глаза. Кровь сочилась из раны на бедре – не хлестала, как при поврежденной артерии, но все равно ничего хорошего. – Точно. Я и забыла. Стив, можешь сбегать и кое-что мне принести?
– Конечно. Что именно?
– Мне нужно перевязать рану. И Эрвину тоже. Помнишь ту кучу, что я оставила для тебя в гостиной белого дома?
– Конечно.
– Там должна быть большая брезентовая сумка, завязанная бечевкой. Захвати ее, бинты и как можно больше воды. А также давящие повязки, если они еще остались.
– Жди. – Стив сорвался с места.
– Эрвин, можно позаимствовать у вас шнурок от ботинка?
– Э-э… можно. Если хочешь. – Он снял кроссовок, вытащил шнурок и вручил ей. – Зачем он тебе?
Кэролин привязала один конец шнурка к поросшему густыми волосами большому пальцу на ноге Дэвида, а другой – к почтовому ящику.
– У нас еще осталось одно дело, а я не хочу, чтобы он уплыл.
* * *
Кэролин не была такой опытной, как Дженнифер, но раны оказались не слишком ужасными. Она присы́пала дырки в ступне и ноге серым порошком и полила водой. Пока занималась Эрвином, порошок стал новой, розовой плотью.
Маргарет так и продолжала сидеть за воротами, играя с президентской головой.
– Ты убила Дэвида, – сказала она, не поднимая глаз. – Как ты могла убить Дэвида?
– Не совсем. – Кэролин испытывала ярость, торжество… и настороженность. Трудно было понять, что творилось в голове у Маргарет. – Это было бы слишком хорошо для него. Я придумала кое-что похуже.
– Хуже Забытых Земель?
Кэролин улыбнулась окровавленным губами:
– Намного.
Маргарет посмотрела вверх, впервые заинтересовавшись разговором.
– Правда? – Она изучила лицо Кэролин. – Правда. Ты это сделала. Значит, ужас – это ты. А я и не знала. – Она улыбнулась. – Мы сестры. – И, обращаясь к голове: – Дэвид говорил, что она вышла за пределы своего каталога, но я ему не пове-е-е-е-рила. Она казалась такой розовой и робкой. – На словах «розовой» и «робкой» Маргарет ткнула президента в одну и другую щеки. Голова попыталась застонать, но у нее не было легких.
