Обед окончился поздно, и мы, наевшись и насмеявшись до упаду, довольные разошлись около часу ночи по своим комнатам. На другой день мы вернулись в Св. Георгий.
Спустя несколько дней Скобелев поехал верхом в Константинополь. Я в качестве дежурного ординарца сопровождал его. С нами было еще три казака. Рано выехали мы из лагеря и направились к юго-востоку в Константинополь. По дороге Скобелеву вздумалось заехать к Беккеру-паше, который командовал турецкой дивизией, расположенной на позиции против наших стрелков императорской фамилии.
Беккер-паша принял нас очень любезно и сейчас же усадил за завтрак. Это был англичанин лет сорока, довольно высокого роста, с рыженькою бородкой, с выразительною, энергичною физиономией
[251]. Паша и Скобелев о чем-то разговаривали очень оживленно, но, к сожалению, я ничего не мог понять из их беседы, так как происходила она на английском языке, которого я совершенно не знаю. Положение мое было довольно глупое: сидеть, молчать и опорожнять один за другим стаканы прекрасного красного вина, которое Беккер-паша очень любезно то и дело подливал мне. Я не заставлял себя упрашивать и не обижал гостеприимного хозяина. Между прочим в середине разговора я услышал свою фамилию, произнесенную Скобелевым. Очевидно, речь шла обо мне. Паша с удивлением посмотрел на меня и на мои ордена, а Скобелев засмеялся.
У Беккера-паши мы пробыли около двух с половиной часов. Наконец, распростившись с недавним любезным врагом, мы снова уселись на коней и продолжали наш путь к Константинополю. Скобелеву опять пришла фантазия ехать не по дороге, а напрямик, полем.
– Ваше превосходительство, – обратился я к генералу, – ведь так мы заедем еще куда-нибудь! Лучше по дороге ехать!
– Нет, поедем прямо – вот мимо того турецкого лагеря. – И, дав коню шпоры, он пустил его галопом.
Вскоре мы подъехали к задней линии лагеря, как раз к турецким кухням, где солдаты в это время разбирали обед по манеркам. Увидев скачущих всадников, они с удивлением, оставив свое дело, уставились глазами на нас. Некоторые из них вытянулись и отдали честь, другие же просто разинули рты и, расставив ноги, тупо смотрели на «гяуров». Подъехав к кухням, Скобелев, не торопясь, слез с коня и направился к котлам. Картина была презабавная – турки просто ошалели… Скобелев же, ничуть не стесняясь, взял ложку из рук ближайшего низама, сильно смущенного этим, и, опустив ее в котел, вытащил оттуда какую-то похлебку, подул на нее и стал пробовать. В это время один из турецких солдат (вероятно, фельдфебель) бросился со всех ног к зеленой палатке, где находились офицеры.
– Попробуйте, – обратился ко мне между тем Скобелев, подавая ложку, – какою мерзостью их кормят. Наши не стали бы есть этой бурды… А между тем какой все здоровый народ!
Я взял ложку и попробовал. Оказалась какая-то похлебка с бараниной – гадость страшная.
– У нас, ваше превосходительство, на Дону, – заметил я громко, – такой бурдой охотники собак своих кормят!
– Ну, вы – тише, – улыбнулся генерал, – может быть, тут между ними кто-нибудь понимает еще по-русски!
В это время мы заметили, что из зеленой палатки по направлению к нам бежало несколько турецких офицеров. Усевшись на коня, Скобелев поехал им навстречу и обратился к ним с приветствием на французском языке. Офицеры поклонились, но молчали. Очевидно, никто из них по-французски не понимал. Один молодой офицер побежал к ближайшей красивой палатке, из которой вскоре вышел довольно пожилой представительный человек в желтой куртке, вышитой на рукавах и с галунными наплечниками.
– Паша, паша! – обратились офицеры к Скобелеву, указывая на вышедшего человека.
Скобелев подъехал к паше, взял под козырек и назвал свою фамилию. Паша очень радушно пожал протянутую ему руку, и они беседовали о чем-то минут десять. Я в это время молча рассматривал турецких офицеров, которые, в свою очередь, с любопытством смотрели на нас, перекидываясь между собою замечаниями.
– А где здесь ближайшая дорога в Константинополь? – обратился Скобелев к паше, раскланиваясь.
– Вам придется ехать назад! – отвечал паша.
– А по этой тропинке разве нельзя проехать? – продолжал генерал, указывая на дорожку, которая вела через громадный крутой спуск и по которой вдали с Райской долины поднимались турецкие солдаты. – Я думал, что здесь можно проехать?
– Нет, – отвечал паша, улыбаясь, – здесь с трудом проходят пешие, а верхом немыслимо пробраться!
– Пустяки, – отвечал Скобелев, – попробуем!
И, раскланявшись еще раз с пашой и офицерами, которые что-то загалдели в это время, он рысью направился к обрыву.
– Поезжайте вперед, – обратился он ко мне. – Докажем им, что тут можно проехать – чепуху они городят…
Подъехав к тому месту, где тропинка падала вниз, я увидел страшный спуск – крутой, местами почти обрывистый, по которому тонкою лентой извивалась тропинка пешеходов. Ширина ее была не более аршина.
– Ваше превосходительство, – обратился я к Скобелеву, останавливая коня и опасаясь не столько за себя, сколько за него. – Не лучше ли нам вернуться? Ведь здесь действительно проехать мудрено!
– Ну, поезжайте! – сердито крикнул Скобелев. – Чего вы торгуетесь – еще казак! Я дал слово, что пройду, – и сдержу его!..
Оглянувшись перед спуском назад, я увидел, что турецкие офицеры и солдаты бежали за нами из лагеря, чтобы посмотреть, как это мы будем спускаться и ломать себе шею.
Мы осторожно стали спускаться. Я ехал впереди, за мной Скобелев, далее три казака. Тропинка была настолько узка, что лошадь еле-еле могла проходить. С левой стороны был крутой подъем, с правой – почти отвесный обрыв сажен в 50 глубины; при этом угол подъема был не менее 30–40°. Левую ногу я освободил из стремени, чтобы не цепляться за каменную стену, правая – висела над бездной. Малейший неосторожный шаг лошади – и мы очутились бы на дне пропасти… «Вот чудак, – думал я про Скобелева, – вышел чудом цел из войны, а тут ни с того ни с сего рискует вдруг жизнью, чтобы порисоваться перед этими турками…» На половине спуска, на одном из поворотов, мы встретили трех турецких солдат, поднимавшихся навстречу нам. Они окончательно ошалели, увидев в таком месте всадников, да еще при этом русских, и в нерешительности остановились.
Разминуться было немыслимо, и я махнул им рукой, чтобы они повернули назад. Турки, поняв меня, быстро стали спускаться вниз. На небольшой площадке, аршина в три, они остановились и прижались к стене, чтобы мы не могли их зацепить. Мы давно проехали уже мимо них, а они все еще стояли, удивленные и пораженные нашим появлением, нашею смелостью.
Наконец мы благополучно спустились в Райскую долину, переехали вброд через маленькую речку Аля-бей-Су и выбрались на дорогу. Я вздохнул свободнее и взглянул на генерала. Он, казалось, тоже был очень доволен благополучным исходом опасного переезда и, улыбнувшись, пустил растяжным галопом своего красивого белого жеребца Шейново.
