Затем мы двинулись дальше, переправились через мост и с музыкой подошли к конаку, или дворцу прежних знаменитых турецких султанов. Масса разнокалиберного люда в фесках и чалмах, в самых разнообразных пестрых костюмах толпилась на узких и кривых улицах и площадях. Тут были всевозможные народности Балканского полуострова – греки, армяне, болгары, турки, албанцы, жиды…
Православная часть населения города встречала нас с неподдельным, горячим энтузиазмом. То и дело раздавались громкие, радостные крики «Ура! Да живе царь Александру, да живе Россия!». Из окон домов высматривали хорошенькие, смуглые южные черноокие красавицы и, приветливо улыбаясь, бросали венки и букеты в победоносных северных воинов, причем больше всего цветов приходилось, конечно, на долю симпатичного и популярного «белого генерала». Приятное чувство испытывал каждый из нас при этих овациях, при виде этих хорошеньких фигурок. Но, конечно, каждый дорого бы дал, если бы вместо всех этих незнакомых, совершенно чуждых нам лиц здесь появились наши дорогие соотечественницы, наши матери, сестры, жены, невесты…
С музыкой же вступил наш небольшой, но лихой отряд в просторный двор конака. Здесь Скобелев, приказав предварительно запереть ворота, обратился к солдатам с отеческим наставлением, как следует вести себя в неприятельском городе с многочисленным турецким населением, как честный русский воин-победитель должен относиться к мирному безоружному жителю.
– Помните, братцы! За всякий недостойный поступок – за воровство, буйство, за обиду – я строго взыщу. Пощады и снисхождения никому не будет… Смотрите же, держите себя молодцами! Жалоб чтобы не было на вас!
– Постараемся, ваше превосходительство! – отвечали солдаты, и по выражению их лиц видно было, какое сильное впечатление произвели на них слова генерала.
В конаке оставлен был караул, остальные войска расположились за городом. Для наблюдения же за порядком в городе, для патрулей, разъездов и проч. тоже назначены были особые команды.
Скобелев со своим штабом и конвоем расположился в конаке – большом двухэтажном здании, в роскошных султанских помещениях, где незадолго перед этим жил гроза Адрианопольского санджака
[233] турецкий генерал-губернатор.
Мы, ординарцы Скобелева, чтобы не было скучно, заняли одну большую комнату и, немного отдохнув, отправились осматривать здание конака и надворные постройки. Чичероне
[234] наш, какой-то услужливый братушка, подробно объяснял нам назначение каждой из комнат. Между прочим он провел нас и в тюрьму, где мы увидели массу всевозможных орудий пыток, которым подвергались преступники и внутренние враги оттоманского правительства.
– Это здание, – сказал наш проводник, – долго было страшилищем и пугалом всего болгарского народа. За самое пустое слово, сказанное неосторожно против турецкого правительства, за недостаточную почтительность к паше несчастного тащили сюда, мучили и истязали здесь самым ужасным, бесчеловечным образом…
Действительно, мы увидели в углу сложенные кандалы, несколько колец, вбитых в стены и потолок, к которым привязывали несчастных жертв и затем вытягивали их; еще несколько железных инструментов, только глядя на которые мороз проходил по коже, и мы с отвращением отворачивались. Слушая рассказы и подробные объяснения проводника о способах употребления этих орудий пыток, невольно воображение рисовало те ужасные картины страдания, те бесчеловечные истязания, которым подвергались здесь эти несчастные жертвы турецкой инквизиции.
– Нет, господа, – сказал кто-то из офицеров, – уйдем отсюда поскорее – ну их к черту, эти ужасы! Только нервы себе расстроишь!
Мы вышли из этого жилища страданий и отправились бродить по городу. Адрианополь хотя и вторая столица Турции – некоторым образом мусульманская Москва – в сущности, та же Мустафапаша, Хаскиой, Германлы и другие турецкие города, только в большем, конечно, грандиозном размере. Узкие, грязные улицы, оригинальные, довольно некрасивой для европейского глаза архитектуры дома, отсутствие приличных чистых гостиниц и кафе – все это резко бросается в глаза свежему, приезжему человеку. Словом, действительность не оправдала наших ожиданий, предположений. Все, пожалуй, хорошо, но только в турецком, восточном вкусе. Есть, впрочем, очень богатые дома, хотя с наружной стороны, со стороны улицы, они выглядят довольно невзрачно. Но зато внутри – роскошь и богатство удовлетворят самому прихотливому вкусу.
Одно бесспорно прекрасно: роскошная мечеть Селима со своими стройными минаретами, могущая смело конкурировать, в архитектурном и эстетическом отношениях, с нашим Исаакиевским собором или храмом Спасителя, и великолепные мраморные бани. Сейчас было видно, что османы любят молиться и мыться и не поскупились деньгами на отделку этих мест молитвы и омовения, имеющих притом некоторую религиозную связь. Я долго любовался изящною архитектурной работой внутри громадного мусульманского храма – мечети Селима.
Внутри же города помещается пассаж, т. е. рынок со всевозможною продажей, причем торговцы – греки, армяне и турки – как истуканы сидят, поджав под себя ноги, на столах, посреди своих разложенных и развешенных товаров. На каждом шагу продавцы разных сластей, и особенно халвы, которую жители Востока, кажется, любят так же, как в России орехи и в Малороссии семечки.
В военном отношении, собственно в военно-инженерном, немало интереса представляли устроенные вокруг Адрианополя громадные редуты: расположение их и применение к местности не оставляло желать ничего лучшего. Каждый представлял довольно сильное самостоятельное укрепление, сооруженное из земли, камня и дерева, со всевозможными траверсами, погребами и землянками и вооруженное притом орудиями громадного калибра. Взять эти укрепления было бы очень нелегко наступающему. Местность между редутами обстреливалась сильным перекрестным огнем, а каждый из них на случай, если бы был взят, обстреливался, в свою очередь, с соседних редутов. И такие укрепления на известном расстоянии были устроены вокруг всего Адрианополя. Для обороны такого громадного укрепленного лагеря требовалось, конечно, немало войск, чего, к нашему счастью, у турок не было. Вообще, редуты эти, выстроенные по приказанию турецких властей несчастными болгарами, были гораздо сильнее плевненских и, если бы были заняты соответствующими силами, потребовали бы от нас громадных усилий для овладения ими.
Между тем войска нашего отряда постепенно стягивались в Адрианополь. С каждым часом на улицах все чаще и чаще встречались русские люди в мундирах всех родов оружия. Офицерство наше запрудило гостиницы и рестораны и щедро сыпало во все стороны свои полуимпериалы, которых накопилось довольно порядочно. Ловкие спекулянты всех национальностей уже расставили здесь свои сети, и добродушный русский воин, отлично понимая даже, что его бессовестно эксплуатируют, без всяких ссор, хотя обыкновенно и с руганью, платил за всё требуемые деньги. «А ну их к черту! Стоит заводить истории из-за каких-нибудь десяти франков!» – улыбаясь, отвечало большинство на предложение некоторых не платить сумасшедших денег.
