— Бур-р-р-р! Очень много беготни. Когда много беготни — много шума. А когда нет шума — тихо. Бур-р-р-р! Гном явился.
— Что? — Сердце мое радостно подпрыгнуло.
Звякнула латная рукавица — Маммон Колчек показывал в сторону фургона.
— Фатик, прочисть уши. Гном явился. Бур-р-р-р!
Я заглянул в фургон, но не увидел там Олника.
— Пс! Пс! Пс! — услышал откуда-то снизу, из-под днища.
Пришлось спуститься и, кряхтя, заглянуть под фургон. Олник сидел там, закутавшись в какую-то пеструю полосу ткани. От него шел удушающий аромат гниющей репы.
Бывший напарник взглянул на меня вполне осмысленными глазами.
— Фатик! О, мое почтение, мадам эльфка… Тут такое дело… Это я прячусь от Крессинды… И от этих страшных карликов… Понимаешь, я вдруг пришел в себя среди гниющей репы, почти тонул… По шею в самом гнилье, не помню уж сколько там барахтался… Ик, ик!.. Сбросил одежду всю, она так гнусно провоняла… Ох, эркешш махандарр… Да ведь я еще и захмелел порядком. Там сумрачно, я еле дотянулся до дверцы и вылез на свет. И давай на лесенке блевать, чихать и кашлять… Дларма, стыдно: в голом виде!.. В общем, эти самые карлики, они на мои чихи прибежали, окружили эту штуковину, в которой у них репа тухнет… А я, значит, на лесенке голый… Слушайте, они приняли меня за какого-то мессию… Так удивились, что я не знаю их языка, а болтаю на Общем… Что я в их деревушке вытворял, пока хмель не исчез из моей головы… Кажется, пел йодли… Фатик, а почему я лысый, как головешка? Какой это город, Фатик, а? И что вообще происходит?
* * *
Мы взяли наш груз и все наше оружие без единой жертвы. Маммон Колчек своротил плечом ворота и легонько пристукнул солдата-охранника, а паре клерков врезал уже я, мстя им за сегодняшние невзгоды, в которых они косвенно — но только косвенно! — были повинны. Я связал всех обитателей таможенного двора так, чтобы они смогли развязаться спустя полчаса, не раньше. За это время мы выедем на Луковый путь, где я сумею надежно затерять караван.
На окраине города было шумно. Капитан Карибдиз, похоже, едва удерживал всполошенных религиозных фанатиков.
Я похлопал стражника по щекам и, когда он очнулся настолько, чтобы внимать моим словам, сказал:
— Как развяжешься — отыщешь капитана. Пойдешь сразу, не медли, город в опасности! Пусть Карибдиз передаст хламлингам следующее. Реповый мессия уехал с караваном людей нести свет истины в другие селения хламлингов. Но он оставил послание. Умеренно пейте забродивший реповый сок. Презирайте пьяниц. Не стесняйтесь больше волосатых ног — сбросьте деревянные башмаки. Начните разводить кур и гусей и ешьте их яйца и мясо. Цените варваров Джарси и всегда и в любой деревне оказывайте им самый горячий прием и не берите с них денег. — А вот это, — я положил рядом со стражником воняющую репой юбку хламлингов, — ты передашь Карибдизу. Это одежда репового мессии. Хламлинги ее знают и уразумеют, что капитан говорит правду.
Капитан Карибдиз, конечно, тоже фанатик, но он поймет, что это единственный шанс без жертв остановить безумцев. И остановит их. Я же стану его врагом номер один — которого он уже никогда не сможет достать, ибо на Южный континент я никогда более не ступлю добровольно.
Я чувствовал что-то вроде гордости за себя.
Не каждый день ты создаешь новое учение, скажу я вам. Пусть даже и такое короткое.
Однако дикобраз по-прежнему дремал у меня в горле.
* * *
Самантий настиг нас у рогаток на выезде из города. Тучный трактирщик мчался, кричал, размахивая руками, поминал екра и другие части тел верблюдов. Времени расспрашивать, относится ли он к фемгерихту, у меня, разумеется, не было. Мы взяли его с собой. Но только посадил я его в задний фургон. В переднем были лишь я да Виджи. Мы спокойно проехали пустующие таможенные заставы и вскоре — очень быстро! — Авандон скрылся из виду за неровной линией горизонта.
* * *
Когда мы выехали на Луковый путь, Виджи сказала совершенно буднично, но тихо:
— Фатик, у нас будет ребенок.
Я, выходит, зря ударил Фелину.
Варвар, правда подстерегает там, где ее не ждешь.
Интерлюдия IV (там же, разумеется, там же)
Глава клановых старейшин Трамп Грейхоун жил в скромном доме на краю речного обрыва. Калитка в воротах высокого частокола (ограждение от навязчивого женского внимания) никогда не запиралась. Я толкнул ее и потрепал за складчатую морду лютую боевую псину Катинку Мегарон Джарси (да, мы признаем наших собак полноправными членами клана!). Псина немедленно обнажила клыки, вывалила фиолетовый язык и хлопнулась на спину, подставив для почесывания мохнатое брюхо. Я присел на корточки, оглядывая двор:
— Ну-ну-ну… Вымогательница…
— Тяф! — негромко сказала Катинка, елозя в пыли хвостом и пытаясь лапами поймать мою руку. Замечу, что передней лапой она без труда ломала хребтину волку.
Тут раздалось громогласное:
— У-у-у! Фатик? Ты, шельмец? Я на заднем дворе! Быстро веди сюда обалдуя!
Этим прозвищем дедушка, как вы уже догадались, титуловал моего сводного брата.
Скрипнула калитка. Грозный варвар Шатци Мегарон Джарси робко просунул рыжую голову во двор. Глаза у него были, как у кота, который нашкодил и ждет выволочки.
— Э-э… уже?
— Ага, — сказал я. — Да не трясись, все образуется, поспеет и заколосится. А нет, тогда готовься к порке и пересдаче.
Брат тяжело задышал и вдруг плюхнулся на землю рядом с Катинкой.
— Боюсь, — выдохнул он. — Ой, боюсь, хоть режьте! Не пойду! Не хочу! Лучше… ремнем!
Катинка глухо зарычала: она ощущала страх, как флюгер — ветер.
Я склонился над братом и дернул его за ухо.
— Ремнем, значит? А обо мне ты подумал? Ну ладно я, получу, не впервой. Но дедушка? Дедушку-то пожалей. Он уже старенький, дряхлый и щуплый. Он разволнуется, как обычно, начнет орать, получит удар. Ты этого хочешь?
— Н-нет… Но я боюсь… дедушку! Боюсь… наказания!
Я вытащил из кармана штанов серебряную фляжку.
— Хлебни.
Он отпил и жалостливо протянул:
— Фатик, ты меня не бросишь?
— Не говори глупостей. Вставай, или я откручу тебе ухо, а уж его я брошу так, что и с собаками не отыщешь.
Мы прошли на задний двор мимо дома, причем я толкал Шатци в спину, а он шел на цыпочках.
Дедушка Трамп высился в центре двора на гранитном валуне памятником самому себе. В руке — титанический лабрис из серебристой стали. Он замахивался им на тщедушного субъекта в серенькой блузе навыпуск. Субъект, запрокинув голову с длинными сальными волосами, смотрел на дедушку, локтем опираясь на глыбу белого мрамора. Глыба была уже вчерне отесана, а местами в ней наметились контуры человеческого тела… Даже лицо дедушки проступило зыбким рельефом — я узнал его чугунный подбородок и курносый нос.
