2
Вот это поворот! Вот это пи… п… Твою же растреклятую гоблинскую мать!
Я заорал и молнией слетел вниз, локтями растолкав гоп-компанию праведников. Застывшее лицо Альбо было изжелта-серым, выпученные глаза стеклянно уставились в низкий свод перехода.
Самантий вздохнул слегка виновато:
— Мне кажется, любезный мой Фатик, это я его, мнэ, удручил.
Но в его голосе не звучало сильного волнения. Он пожил достаточно и побывал в разных передрягах, чтобы слишком расстраиваться из-за убийства едва знакомого ему человека, который только что угрожал смертью мне и моим близким. Альбо умер внезапно, это и испугало тучного трактирщика.
Я коснулся пульса на шее пророка. Сердце молчало. Ощупал голову, где там отек от удара сковородки? Нет? Какая неожиданность. Перелома костей черепа тоже не оказалось. Мистические силы, влившиеся в тело Альбо, успели залечить все увечья, если те все-таки были.
Кроме стирания разума транкасом. Здесь силы Гритта были не властны.
— Не думаю, Самантий. Он умер, потому что… Сейчас я не смогу тебе объяснить.
— Так это не я его… убил?
— Нет.
— Ох… Хорошо. Все-таки… это было бы несправедливо! А от чего же он помер, Фатик?
У меня нет времени рассусоливать и отвечать на вопросы. Сперва — дело.
Я закрыл Альбо глаза и встал. Некто обрезал нить жизни своей марионетки, потерявшей моими стараниями управление. Некто, обладающий сверхъестественной силой.
Гритт.
Кстати, смешно бы получилось, окажись Альбо вдобавок шпионом талестрианских чародеев.
Только теперь выходит так, что я должен сбросить в пропасть Квинтариминиэля.
Яханный фонарь.
— Фатик, — простонал сквозь зубы Тулвар. — Все это так ужасно для нашей тонкой душевной организации! Умоляю, ты, подлая помесь шакала и верблюжьей колючки, ишачий пупок на хворых ножках, пес, покрытый паршой, давай же покинем это ужасное место поскорей! Забирай свою уродливую плоскогрудую женщину, и бежим, умоляю тебя на коленях!
— Иди к екру, — сказал я.
Тулвар зарыдал. Повышенная эмоциональность, обретенная бывшим монархом в женском теле, делала его совершенно нестерпимым. Ах да, тем из вас, кто впервые читает о моих приключениях, нужно пояснить. Тулвар — монарх Дольмира, старый тучный селадон, ну, или, чтобы было понятнее — развратник. Именно ему я как-то привез целый воз девственниц, кои оказались, хм, подпорчены. Ныне же, благодаря маске Атрея, которая ведает переселением душ, развратная и самовлюбленная душонка Тулвара перекочевала в тело субтильной магички по имени Дагеста. Маги Талестры совершили, таким образом, государственный переворот, да только Тулвар бежал и попросился под мою защиту. Однако эгоистичная царская натура делала его совершенно нестерпимым.
— Эркешш махандарр!
[5] — Олник подобрался ко мне и вручил клинок Гхашш, тот самый, что я бросил под ноги Гродару, играя в труса. — Слушай, Фатик, ты давай это… или вперед, или назад, потому что вот тут, на этом самом месте, меня скоро схватит горный карачун или даже гномья курва!
Произнося это, он смотрел на Крессинду (та смотрела на него, в полумраке видно было, как изумленно округлились ее глаза). Горным карачуном и гномьей курвой была именно она. Женщины, женщины, вы воистину и ангелы, и чудовища — все зависит от мужского взгляда.
Ко мне спустился брат, деловито оттирая куском ветоши кровь с топора. Глянул на труп Альбо.
— Да уж, парниша смертельно устал. Не нужно его больше трогать.
— Идем к Оракулу, Шатци
[6].
— Обязательно, Фатик. Но сперва… Значит, такое дело… Вот эта крючконосая с маленькими титьками, она была в твоем отряде с самого начала? — Замечу, что уважение к женщине, то самое, глубинное, истинное, ни мне, ни Трампу в Шатци вбить так и не удалось.
— Крючконосая? — задохнулся Тулвар. — Ах ты… И груди нашей милости в полном порядке! Потрогай, какие упругие соски!
— Заткнись, — велел я устало. — Еще слово, и брошу тебя и твои упругие соски рядом с трупами. Нет, Шатци, она навязалась к нам у Самантия. Бесполезная дура. — Замечу без скобок, что мое уважение к женщинам осталось неизменным — но Каргрим Тулвар оставался для меня тем же слабовольным и глупым монархом-мужчиной.
— Фа… ах… о…
— Цыть!
— Ну и добренько. Хе-хе, хы, го! Значит, тебе, ей, трактирщику, и этому твоему… как бишь его?.. карапет такой, не могу его в темноте разглядеть, навроде гриба-поганки. Светит лысиной и воняет паленым. Ты мне скажи, он напился пьян и свалился башкой в костер, верно?
— Гшантаракш гхор!
Я ощутил, как в моей груди начинает расти ком ярости — верный предшественник амока, а амок — это та штука, что изредка накрывает варваров Джарси. В этот состоянии мы можем наломать дров и нарубить капусты.
— Шатци, заткнись! Все — тихо. Брат, говори только по делу. Олник, молчать!
— Хе-хе, хы, го! По делу, братец, по делу. Всем остальным, всему твоему братству, хранителям твоей милости, хе-хе, мы завяжем глаза. У тебя в отряде магов шпион, и дорогу к Оракулу — а также путь к отступлению, он не должен увидеть.
Это звучало разумно.
— Завяжем им глаза и дадим гномские имена, чтобы никто не догадался! — влез Олник. — Гофур, Мофур, Дохур, а вот эта, — он показал на Крессинду, — Яханный Офур.
— Цыть!
Шатци сказал вполголоса:
— Гном у тебя, Фатик, по-прежнему не блещет… — Он звучно постучал себя по лбу. — Талиэль обещал заглянуть в голову каждого, прямо сюда, — найти шпиона и вытащить чужие глаза наружу… Так что за штука нужна от тебя магам? Она ведь все еще при тебе?
Бог-в-Себе, дорогой Шатци, но вот только зачем она им нужна?
— Талиэль — один из твоих эльфов, кто остался жив?
— Он. Брат его прыгнул в провал и пропал, хе-хе-хе.
Я ведь и сам должен прыгнуть в провал… и пропасть. Или — победить. Добраться до Источника и во всем разобраться на месте. Впрочем, Талаши сказала, что с прыжком в провал у меня не сложится. Да, и сначала я должен буду спровадить туда Квинтариминиэля.
Тут я вспомнил, что Талаши поведала мне кое-что еще.
Наследник Гордфаэлей погибнет в Зале Оракула.
Получается, я не должен брать Шатци с собой? А кто же покажет мне путь в Зал? Но, взяв Шатци с собой, я обрекаю его на смерть? В то же время, не пройдя в Зал, я не выполню то, что до́лжно.
