Хохот Читиратифора несколько утих, перейдя в предостерегающее ворчание, и он что-то сказал Винтозубу и погонщикам. У этих намечалась веселуха. Предводитель намерен показать им, на что способны деревья-убийцы, но при этом не пострадает никто из тех, кем стоило бы дорожить. Амди он тоже проворчал что-то повелительное.
– Нет, я не оставлю Джефри, – ответил Амди на языке людей.
Слова его звучали храбро, но кожа вокруг глаз побелела.
Читиратифор сердито булькнул что-то в ответ и перешел на самношк:
– Ты для меня ценен, но я могу тебя и наказать. Как бы тебе понравилось стать семеркой? Или шестеркой?
– О, господин мой, оставьте его, – вмешался Винтозуб. – Он может укрыться от стрел в кустарнике. Там сравнительно безопасно. Вон под тем деревом.
Амди сжался и пополз к указанному Винтозубом дереву. Равна заметила, что место привала выбиралось очень тщательно. Вокруг нигде не было кустарников.
Читиратифор следил за продвижением Амди. По стае скользнула усмешка.
– Клоун ты трусливый…
Потом его внимание переключилось на Джефри с Равной, но юмора стая не утратила.
– Теперь ты, самка. Подними с тропы топор. Вонзи его в дерево за твоей спиной. Это оно, Винтозуб?
– Именно, мой господин. Это почти наверняка дерево-убийца, и его нижние стрелы уже напряжены.
– Керхоги в безопасности?
Винтозуб глянул на животных и фургоны:
– О да.
Керхоги сбились вместе, как только сообразили, что надвигается опасность.
– И вы их превосходно разместили.
Читиратифор издал несколько аккордов, обращаясь к остальным. Он вроде бы обещал им неплохое зрелище. Равна различила слова «делайте ваши ставки».
– А ты, самец, встань вон у того дерева. Второго слева.
– Но ничего не руби, – предупредил Винтозуб. – Нам интересно посмотреть, способна ли одна атака спровоцировать и другие деревья.
Драные Уши закончил объясняться с аудиторией своего собственного вида и пролаял:
– Подними топор, я сказал! Если сможешь, не исключено, что тебе повезет остаться в живых. – Он опять обратился к стаям. Те поворчали в ответ. Читиратифор добавил: – Ставки на тебя четыре к одному. Но ты точно сдохнешь, если не двинешься с места. – Погонщики вскинули арбалеты.
Равна взялась за рукоять топорика и выдернула его из дерна. С топора осыпались сосновые иголки, и край лезвия ярко сверкнул в закатном свете. Пускай это и хозяйственный топорик, но его недавно точили.
По ту сторону тропы погонщики и Читиратифор следили за ней с напряженным вниманием. В Когтях ее это всегда напрягало. Интерес Когтей не был чисто спортивным, но, кроме элементов, державших арбалеты, стаи укрылись в кустарнике. Только Читиратифор, Винтозуб и Ганнон все еще стояли на открытом месте. Ганнон оглянулся и понял, что уязвим. Он тут же поспешил к ближайшему свободному клочку кустарников.
Теперь погонщики зашумели в унисон. Их слаженное гудение давило Равне на уши. Она понимала смысл аккордов: Давай, давай, давай! Стаи всегда издавали их, наблюдая, как дети играют в мяч.
Равна обернулась к растущему за спиной дереву. Боковым зрением она видела справа от себя Амди – тот, вертя мордами в опасливом восхищении, понемногу подползал к обещавшему укрытие кустарнику. Он ничего не передавал, по крайней мере ничего такого, что могли бы на таком расстоянии расслышать люди. По левую руку стоял Джефри, глядя на Амди. Потом он повернулся к ней. И вдруг Равна догадалась, что они с Амди играют в игру, совсем как во щенячестве, – но ставками в ней служили жизнь и смерть.
Давай-давай-давай!
– Ну ладно!
Она подошла к дереву и для пробы покрутила так называемым топориком в воздухе. Первобытный человек мог бы описать его как навершие двуручной секиры, закрепленное на деревянной ручке в виде удлиненного крюка. Разумеется, орудовать им было совсем не так удобно, как настоящей, рассчитанной на человеческую анатомию секирой.
Но лезвие было остро отточено.
Дерево было в обхвате около восьмидесяти сантиметров, древесина гладкая, как кожа ребенка, но при этом желтовато-коричневого цвета, какой у современных homo sapiens встречался крайне редко. На вид дерево ничем не отличалось от тысяч флюгерных деревьев, уже виденных ею за последние несколько дней. Его стройный ствол уходил к небесам метров на сорок, как изящная башенка. Нижние ветки росли параллельно земле. Ближайшая – сантиметрах в тридцати над ее головой. Крупные пучки игл торчали из комков, которые Винтозуб называл «натяжными узелками».
Давай-давай-давай!
Равна вскинула топор и для пробы вонзила его в дерево движением осторожным, скорее просто стукнув по стволу. Лезвие погрузилось в него едва на сантиметр. Когда она вытаскивала его, на стали появилась пленка прозрачной вязкой жидкости. Еще немного ее потекло к корням по стволу. Запах оказался сложный, суховатый, чем-то смутно знакомый. Ах да, обостренная, концентрированная версия навязчивого аромата, которым пахло все в этом лесу.
Что еще важнее, запах не оказал видимого воздействия на мирно засыпающий поздним вечером лес. Над ней и вокруг нее свисали в зеленой тишине утыканные иглами ветки. Было безветренно, ничто не шевелило их.
На той стороне тропы зрители остались не слишком довольны. Гам слегка поутих, но потом погонщики принялись ворчливо переругиваться друг с другом. Винтозуб смолчал, но в его позе был намек на иронию, точно он ждал от кого-то самоочевидных утверждений.
Читиратифор бухнул, на языке стай и самношке одновременно:
– Руби, человечица! Глубже. Сильнее. Вверх и вниз. Либо мы увидим его внутренности, либо полюбуемся твоими.
Погонщики опять нацелили на нее арбалеты.
Она повернулась обратно к дереву и стала его рубить. Удары были слабыми, но она делала, как было велено. Рубила вверх и вниз, словно прочерчивая лезвием какую-то разделительную линию. В таком темпе у нее ушло бы около часа, чтобы срубить дерево, но она уже добралась до сравнительно глубоких слоев: обнажился кольцевой узор разновидности, характерной почти для всех деревьев мира Когтей. Она остановилась, отчасти выбившись из сил, отчасти услышав сердитое сопение Амди. Читиратифор отодвинулся поближе к безопасному крупному кустарнику.
Тишина леса сменилась легким постукиванием. Оно исходило от нависших над ее головой веток. Ближние ветки подрагивали, скопления игл дергались, словно пытаясь высвободиться из натяжных узлов. А сами узелки… дымились? Нет, это был не дым, а тяжелая пыльца, медленно дрейфующая на слабых воздушных течениях позднего вечера к остывающей земле. Проплывая на свету заходящего солнца, отраженного от снежных пиков, пыльца поблескивала золотисто-зеленым.
Спортивный азарт зрителей по ту сторону тропы улетучился. Стаи во все глаза смотрели за продвижением облаков пыльцы. Отплыв от дерева Равны, пыльца пересекла тропу и накрыла фургончики растущей золотисто-зеленой тучей; дрожь веток передалась другим деревьям. Погонщики отползали к безопасным кустарникам. Даже арбалетчики убрались с открытого пространства между деревьями. Когда затряслись ветки деревьев вокруг Читиратифора, тот наконец оставил браваду и укрылся глубоко в своем кустарнике. Только незадачливый Винтозуб остался беззащитен: увлекшись советами, он не присмотрел себе достаточно крупного кустарника, а те, что были еще не заняты, не смогли бы прикрыть всех элементов. Что до керхогов, то они с непривычным тревожным изумлением глядели на хозяев. Даже фургончики могут оказаться недостаточно надежным укрытием, если облако разойдется достаточно далеко.
