В те дни меня вообще никто ни о чем не спрашивал.
Прежде всего – Шун. Ее временно поселили в комнате всего лишь в двух дверях от моей и отцовской, пока для нее не подготовят комнаты попросторнее. Отец приказал обновить для нашей гостьи Желтые покои. В ее распоряжение отдавали спальню, небольшую гостиную, комнату для горничной и еще одну комнату, с которой, как выразился отец, «можно делать что захочется». Мне всегда нравились Желтые покои, и я часто забиралась в них, чтобы поиграть. Никто и не подумал спросить меня, хочу ли я получить в свое распоряжение такие комнаты. Нет, единственная спальня и малюсенькая смежная комната для несуществующей кормилицы – считалось, что с меня и этого довольно. Но вот чужачка пришла в наш дом, и отец привел целую армию плотников, каменщиков, уборщиков и даже горничную, чтобы прислуживала одной Шун.
Затем – странная незнакомка, которую отец поместил в комнатку, куда можно было попасть из моей спальни. Он не спросил разрешения, просто взял и сделал. Я сказала, что все понимаю, и думала, что он хотя бы поблагодарит меня за понятливость по отношению к такой бесцеремонности. Вместо этого он просто кивнул, как будто считал само собой разумеющимся, что я буду соглашаться с любыми его поступками. Как если бы я была его соратницей по заговору, а не родной дочерью… Конечно, он ожидал, что я подыграю, солгу Риддлу и Шун. А когда стало понятно, что я сказала чистую правду и девушка-бабочка действительно исчезла, он решил, что я стану безоговорочно подчиняться.
И я подчинилась. В тот вечер я во всем его слушалась. Он работал быстро: взял одеяло из моего сундука и вручил мне охапку маминых свечей. Заставил меня идти впереди него, чтобы он мог меня видеть, и мы отправились в его личный кабинет. Он торопил меня, но дважды вынуждал останавливаться, хватал за плечо и оттаскивал в сторону, чтобы меня не увидел проходивший мимо слуга.
Когда мы добрались до кабинета, отец немедленно закрыл дверь на засов и сразу же взялся за фальшивую петлю.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Прячу тебя, – ответил отец. Тон его голоса был не резким, но беспрекословным, не допускавшим вопросов. Он зажег для меня одну свечу от угасавшего огня в камине и скомандовал: – Ступай внутрь.
Он пошел за мной следом, словно желая убедиться в том, что какой-нибудь шпион не пробрался в наш тайник. Я видела, как его брови удивленно приподнялись при виде перемен, устроенных мной.
– А ты времени зря не теряла… – восхищенно проворчал он.
– Ну, у тебя его для меня было маловато, так что я нашла себе занятие. – Я хотела его упрекнуть в том, что он забыл про меня, но его улыбка при виде моих перемен вызвала во мне слишком теплые чувства. Он мной гордился. Я не смогла сделаться такой черствой, какой хотела.
– Ты умница. Все так хорошо продумано. – Он вставил зажженную свечу в мой подсвечник и как будто слегка расслабился. – Тут ты будешь в безопасности, а я пока удостоверюсь, что тебе ничего не угрожает. Сейчас мне придется тебя оставить, но я постараюсь поскорее.
– Тебе придется проверить каждую комнату в Ивовом Лесу?
Глаза отца потемнели, когда он понял, что я осведомлена о его страхах.
– Я справлюсь.
Ой ли…
– За последние дни тут побывало много чужаков. Почему ты именно ее так сильно испугался?
– У нас мало времени на разговоры, милая. Чем раньше я с этим разберусь, тем быстрее смогу вернуться за тобой. Но я боюсь ее, потому что доверился ей слишком быстро и бездумно. Может, она сама и не опасна, однако опасность могла последовать за ней. Я был небрежен. Больше такое не повторится.
Он оставил меня, направившись обратно узким коридором и сказав напоследок:
– Мне придется закрыть за собой дверь на засов. Но не бойся. Я вернусь.
Я бы испугалась, если бы не соорудила к этому времени другой выход – через кладовую. Я проводила его взглядом, а потом прижала лицо к глазку и проследила за тем, как он закрыл секретную панель. Он повернулся, посмотрел прямо на меня и кивнул, прежде чем выйти из своего кабинета.
И вот я здесь… Можно было лишь порадоваться, что я припрятала в своем логове все необходимое. Сначала я просто сидела и обдумывала случившееся. Слишком много всего произошло за очень короткое время. Шун. Она мне не нравилась. Мой странное состояние, мои грезы. Я спросила себя, надо ли пугаться, но вместо этого повеселела. С чего вдруг? Я попыталась сравнить свои чувства с чем-то другим. Я точно растение, которое впервые зацвело. Нет. Скорее я как ребенок, который впервые обнаруживает, что рука нужна для того, чтобы тянуться и хватать. Какая-то часть меня росла, и сегодня она наконец-то повела себя именно так, как должна была. Я надеялась, что вскоре это повторится. Странно, что приходится все это объяснять отцу. Разве у людей не бывает снов и грез наяву? Я попыталась вспомнить, кто научил меня тому, что сны важны, что их надо записывать и что самые важные из снов захватят меня и не отпустят, пока не исполнятся. Я рассмеялась, когда поняла, где узнала обо всем этом. Во сне.
Вскоре я пожалела, что не придумала для себя какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время. Я вытащила свой дневник и записала в подробностях все события дня, но много времени на это не потребовалось. На лучшем листе бумаги я записала сон с бабочкой, куда подробнее, чем все сны, которые записывала до сих пор. Положила его и свой дневник обратно на полочку и принялась смотреть, как горит мамина свеча. Это было неимоверно скучно. Я вспомнила о том, что сказал мне Волк-Отец, и о своем обещании. Что имел в виду мой отец, когда велел мне оставаться здесь? Конечно, всего лишь то, что я не должна покидать лабиринт в стенах. Я повторила себе это несколько раз ради убедительности.
Потом взяла свой кусочек мела и написала на стене, чтобы отец не переживал: «Я отправилась изучать коридоры, со мной запасная свеча и мел, чтобы отмечать свой путь».
Сначала я отправилась к глазку в стене моей спальни, опять понадеявшись найти какой-нибудь тайный вход. И снова мои поиски не увенчались успехом. Я начала понимать коридоры и то, как они проложены в стенах особняка. Лучше всего они были устроены в старой части дома – похоже, там они были задуманы с самого начала, когда дом только строился. В других местах ходы были короткими, или до невозможности узкими, или такими низкими, что отцу пришлось бы там ползти. Я пробралась через тот, что шел мимо моей комнаты, и с разочарованием обнаружила, что глазка в комнату, где временно поселилась Шун, нет. Я все же прижалась ухом к панелям, но почти ничего не услышала. Может, кто-то плакал за стеной. Может, мне показалось. Я спросила себя, в комнате ли она вообще. Когда отец впервые сообщил о том, что в доме появится чужачка, я сперва испугалась. Теперь я не боялась, а сердилась. Она мне не нравится, решила я тогда в лабиринте, и в свое оправдание убедила себя в том, что и я ей не нравлюсь, и она желает заполучить внимание моего отца. Я сама не знала, отчего мне от этой мысли так не по себе, но такова была правда. Сейчас я как никогда нуждалась в отце. Несправедливо, что Шун пришла в наш дом и отнимает его время.
